Месма

Она многообещающе улыбнулась и поднялась на ноги, не глядя на него. Она ушла, а Александр Михайлович остался сидеть с равнодушным видом. Ровно через десять минут последние экскурсанты разошлись, а Ольга направилась к пристани.

Он встал и направился в указанном ему направлении. За углом дома действительно стояла темно-вишнёвая Ауди; Галина, сидевшая за рулём, махнула ему рукой.

Он открыл заднюю дверь и сел. Машина тронулась с места.

— Мы с вами как заправские конспираторы, — буркнул он.

— Я полагаю, мы с вами люди достаточно приметные, — отвечала Галина, кладя обе руки на руль, — а вокруг всегда полно любопытных глаз, и далеко не всегда их взгляды доброжелательны. Зачем же светиться?

Машина ровно и мягко тронулась с места. Галина не была расположена беседовать, и Александр Михайлович осмелился продолжить разговор сам.

— Да… действительно светиться незачем. А вы что, здешняя?

— Почему вы так решили?

— Вы ведете машину так уверенно, будто знаете здесь каждый угол и каждый поворот.

— Я выросла здесь, — немного помолчав, ответила Галина. — Здесь ходила в школу… Родители здесь похоронены. А теперь так, приезжаю иногда. На лето…

— Как сейчас?

— Да… как сейчас.

Машина подъехала к пристани.

У Александра Михайловича дух захватило от открывшегося ему речного простора. Галина вырулила на мост, и машина стремительно помчалась на другой берег.

— А река широкая! — уважительно сказал он. — И волнение на реке приличное… волны вон с гребешками так и бегут. Наверное, сильный ветер…

— Наверное…

Она протянула руку к панели и нажала пальцем с длинным малинового цвета ногтем на кнопку. В салоне зазвучала тревожная, стремительная и прекрасная мелодия.

— О! — уважительно воскликнул Александр Михайлович. — Это французский оркестр, только вот забыл, как называется… он был очень популярен где-то в 70-ых годах.

— Да, — подтвердила Галина, — вы правы… Это оркестр Поля Мориа…

— Точно! — воскликнул Александр Михайлович. — Это он.

— Я обожаю Поля Мориа, — сказала Галина. — А композиция называется «Мост над бурными водами»…

— Я этого не знал…

— Это неудивительно. Вы еще так молоды…

— Послушайте… мне почти сорок лет! И я никак не пойму, зачем вы накидываете себе годы. Обычно женщины делают как раз наоборот. Вы так дразните меня, что ли?

— Не сердитесь, — сказала Галина примирительно. — Я ведь сама хотела, чтобы мы перестали говорить о возрасте, и сама же снова завела эту тему. Извините меня, Александр…

- Да ну что вы… — сразу же остыл он, — какие там извинения. Хотя не мне делать вам замечания, но всё же…

— Прекрасная музыка, правда? И смотрите — нам с вами играют «Мост над бурными водами, и мы едем по мосту над этим стремительным потоком… Чудесно, правда?

— Чудесно то, что я еду в вашей машине вместо того, чтобы направляться в свою гостиницу на теплоходе. Так всё удивительно получилось…

— А вон ваш теплоход, видите? Как раз покидает пристань…

Александр Михайлович обернулся и увидел свой экскурсионный теплоход, медленно и величественно выплывающий на речную стремнину.

— Красавец, — восхищённо сказала Галина, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

— Да, действительно…

При съезде с моста дорога сделала крутой поворот, и затем машина стремительно понеслась вдаль по прямой. По обе стороны дороги возвышался сплошной лес, который со сгущающимися сумерками становился всё чернее.

Александр Михайлович вольготно расположился на заднем сиденье. Всё происходящее казалось ему волшебным сном, какой-то сказкой. Так хотелось надеяться, что у этой сказки будет счастливый конец. А еще лучше — чтобы вообще не было конца.

Он мечтательно улыбнулся собственным мыслям.

— Александр, — вдруг сказала Галина. — Отдайте мне ваш крестик…

— Какой крестик? — опешил от неожиданности мужчина.

— Тот, что висит у вас на шее под рубашкой. Снимите и отдайте мне.

Александр Михайлович невольно опустил взгляд: крестик был спрятан под рубашкой, и снаружи оставался совершенно незаметным. Как она смогла его увидеть? Может быть, случайно увидела цепочку?..

— Зачем он вам? Это мой нательный крестик…

— Отдайте его мне, — повторила Галина. — Я вам ясно сказала…

— Но зачем он вам? Это очень личное… Я не хочу его отдавать!

— Это тебе лишь кажется. На самом деле хочешь. Хочешь и отдашь.

Александр Михайлович замер в каком-то ступоре. Голос Галины звучал совсем по-иному, в нем больше не было ни нежности, ни лукавства, ни эротики; ему отдали жёсткий приказ, который не выполнить было нельзя. И когда Галина полуобернулась и взглянула на него — пристально и холодно, — он дрожащими пальцами снял со своей шеи цепочку и безропотно отдал крестик ей.

Галина небрежно бросила его в бардачок и закрыла крышку.

Александр Михайлович внезапно осознал, что больше никогда этот крестик не увидит. Ему вдруг сделалось жутко… А еще через несколько секунд он ощутил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, хотя при этом всё воспринимает. Хотел вскрикнуть, однако его язык тоже отказывался повиноваться ему. У языка, как и у всех прочих членов его тела, теперь была совсем другая Хозяйка…