В. — Формы материи, знакомые человеку, представляют ряд ступеней по своей доступности для внешних чувств. Сопоставим, например, металл, кусок дерева, каплю воды, атмосферу, газ, теплоту, электричество, светоносный эфир. Все эти вещества мы называем материей, и всякую материю подводим под одно общее определение; но при всем том нет двух идей настолько различных, как, напр., идея металла и светоносного эфира. Стараясь представить себе этот последний, мы испытываем почти непреодолимое стремление отождествить его с духом или с ничто. Единственное соображение, которое удерживает нас от этого — представление об атомическом строении эфира; но и здесь мы должны опираться на наше понятие об атоме, как о чем-то бесконечно малом, твердом, осязаемом, весомом. Откиньте идею атомического строения — вы уж не будете представлять себе эфир, как бытие, или, по крайней мере, как вещество. За недостатком лучшего слова мы можем называть его духом. Теперь сделайте шаг далее от светоносного эфира, — представьте себе вещество, которое отличается от эфира по своей плотности так же, как эфир, от металла, — вы придете (вопреки всем школьным догматам) к понятию о единой массе, — о бесчастичной материи. Дело в том, что хотя мы можем допустить бесконечно малую величину самих атомов, но бесконечно малое расстояние между ними — бессмыслица. Должна существовать степень разрежения, при которой — если число атомов достаточно велико — промежутки между ними исчезают, и масса приобретает абсолютную связность. Но раз устранено понятие об атомическом строении, — материя неизбежно сливается с тем, что мы называем духом. Тем не менее, она остается материей в полном смысле этого слова. Дело в том, что мы не можем представить себе духа, раз не представляем материи. Когда нам кажется, что мы имеем понятие о духе, мы только обманываем свой ум представлением бесконечно разреженной материи.
П. — Мне кажется, идея абсолютной связности приводит к неразрешимому противоречию. Я имею в виду слабое сопротивление, встречаемое небесными телами в их движении; сопротивление, которое хотя и существует в
В. — Ваше возражение ничего не стоит опровергнуть, несмотря на его кажущуюся неопровержимость. Что касается движения небесного тела, то совершенно безразлично, оно ли проходит сквозь эфир или эфир
П. — Однако, подобное отождествление бога с материей не умаляет ли его достоинства? (Я должен был
В. — Почему же материя заслуживает меньшего благоговения, чем дух? Не забывайте, что я говорю именно о такой материи, которая во всех отношениях сливается с «душой» или «духом» ваших школ, оставаясь в то же время тождественной с материей этих школ. Бог, со всем могуществом, присущим духу, есть только совершенная материя.
П. — Итак, вы утверждаете, что движение бесчастичной материи есть мысль?
В. — В общем, это движение есть мировая мысль мировой души. Эта мысль творит. Все твари — только мысли бога.
П. — Вы говорите: «в общем»?
В. — Да. Мировая мысль есть бог. Для новых личностей необходима
П. — Вот теперь вы сами говорите о «душе» и «материи», как метафизик.
В. — Да, чтобы избежать путаницы. Под словом «душа» я подразумеваю бесчастичную материю; под словом «материя» — все остальные формы последней.
П. — Вы сказали, что «для новых личностей необходима материя».
В. — Да; так как не воплощенная душа остается богом. Для сотворения личных мыслящих существ необходимо воплощение частиц, божественной души. Так, человек является личностью. Отрешившись от своей телесной оболочки, он становится богом. Движение воплощенных частей бесчастичной материи есть мысль человеческая, как движение целого — мысль бога.
П. — Вы сказали, что человек, отрешившийся от телесной оболочки, становится богом?
В. (
П. (