Месс-менд

Вопрос был обращен к тонконосому продавцу груш, только что устроившему свой лоток под деревом.

- Дороже, чем обошлось тебе родство со мной, - сердито пробормотал торговец, раскладывая груши, - коли я тебе дяденька, так мы в ссоре. Я родственникам если и делаю какую скидку, так только с лестницы. Понял?

- Ой, какие вы сердитые мужчины, - игриво пролепетала новая покупательница, подходя к лотку. - Может быть, вы мне уступите парочку за пять пфеннигов?

- Смотря какая парочка! - продолжал торговец. - Ежели ты, красавица, захочешь у меня парочку вот этаких племянников, я их уступлю тебе даром, с документом от нотариуса.

Юный газетчик, которому остроты тонконосого человека начинали не нравиться, дал пинка круглому столику и стянул грушу.

Торговец рассвирепел. Он прыгнул, как стрекоза, на мальчишку, схватил его за шиворот и покатился с ним вместе, наподобие детского серсо, прямехонько к подъезду пансиона «Рюклинг». Но тут неожиданное его родство с газетчиком увенчалось двумя синяками и глазным подтеком. Чья-то подошва пришлась по лицу дяди и по затылку племянника, и сочный мужской голос чертыхнулся прямо над их ушами.

Торговец разинул рот. Он не верил своим глазам: красивая молодая девица в чепце, наступившая ему на голову, чертыхалась баритоном. Она обладала знатными пятками, если верить собственному кровоподтеку. И она как две капли воды походила на убийцу министра Пфеффера.

Дурке, так как это был он, быстрее молнии очутился на ногах. Он увидел, как рослая девица подсаживает в автомобиль другую дамочку и садится рядом с ней… Он увидел также своего племянника, немедленно устроившегося с автомобильного тыла. Это подало ему счастливую идею, и, прежде чем автомобиль заворотил за угол, он уже висел рядом с газетчиком, уцепившись за него обеими руками.

- Молчи, или я отдам тебя под суд, - прошипел он на ухо мальчишке, собиравшемуся испустить рев. - Если ты хочешь растягивать рот до ушей, делай это, как в кинематографе. Тамошняя публика ловкачи насчет растяжения глоток, не производя при этом ни малейшего шума.

- Да вы меня д-ду-шите, - пролепетал мальчишка.

- По закону я имею право задушить тебя без всякой компенсации, так как ты несовершеннолетний. Гляди на меня. Узнаешь? Я полицейский агент. Ну, то-то.

Газетчик притих и забился под самый кузов автомобиля, Дурке нашел, впрочем, способ выкурить его и оттуда, шпаря ему затылок своим дыханием. Он немедленно пустил этот способ в действие и, когда мальчишка повис на одной руке, приказал ему именем закона слететь вниз и дать знать Леопольду Дубиндусу, что дела идут на бензиновых парах.

Повторив это таинственное поручение дважды, мальчишка покорно слетел вниз и бросился наутек. Дурке уселся покомфортабельней. Он достал из кармана кислую грушу, очень довольный наследством, перешедшим ему от племянника, и решил, что право наследования по справедливости должно было бы переходить от младших к старшим, а не наоборот.

Между тем автомобиль мчался к вокзалу. Грэс Вестингауз усадила свою горничную рядом. Она простерла свою болезненность до пределов, делавших положительно необходимым легкое прислонение к ее плечу. И так как, по-видимому, означенные меры не помогли, она побледнела и закрыла глаза.

Северный вокзал был полон народа, собравшегося к берлинскому поезду. Дурке получил палкой по ногам от жандарма, но был в ту же минуту узнан и привел блюстителя порядка в полнейшее оцепенение.

- Шепните Дубиндусу при встрече, что мы, кажись, едем в Берлин! - С этими словами Дурке подтолкнул жандарма и ринулся вслед за двумя женщинами.

Билеты куплены. Дама с горничной вошли в купе первого класса. Кондуктор захлопнул двери, но в ту же минуту тонконосый человек, вынырнувший у него из-за спины, сделал ему таинственный знак рукой.

- Э? - спросил кондуктор.

- Э! - ответил тонконосый, сунув ему свой полицейский билет.

- Эге! - промычал кондуктор, до которого еще не дошла весть об отставке Дубиндуса и Дурке, и распахнул двери соседнего купе.

- Эге! - подтвердил тонконосый и прыгнул.

Поезд тронулся. Он сидел на бархатном диване, по соседству от купе двух дам. Он был положительно доволен собой. Первым долгом надлежало вынуть тяжелый кошелек Дубиндуса и пересчитать деньги. Вторым долгом записать расходы.

Дурке вынул карандаш и бумагу, послюнявил палец и написал:

Поставив точку, он вынул означенную сумму из кошелька, сосчитал ее снова, тряхнул два раза на ладони и отправил в карман.

Грэс Вестингауз явно чувствовала себя нехорошо. Она забилась в угол дивана, прислонилась головой к его обшивке и из-под длинных ресниц глядела на свою горничную.

Та не обращала на это никакого внимания. Она подняла было юбку, чтобы поискать в кармане штанов табачку, но там ничего не оказалось: Дубиндус опорожнил его при обыске. Тогда она вытащила все тот же номер «Золотой истины» и принялась его изучать.

- Мелина! - слабым голосом произнесла Грэс.

Горничная не шевельнулась.

- Мелина.

При вторичном окрике горничная быстрым взглядом окинула купе и, сообразив, что Мелина - это она сама, нетерпеливо взглянула на свою хозяйку.

- Дайте мне газету.