Мессалина

Однако в этот день у них больше не появилось возможности покончить с тираном. В конце третьего акта Калигула, вопреки всяким предположениям, поднялся со своего места и, сопровождаемый Луцием Вителием и другими преданными придворными, отправился во дворец. Все заговорщики были разочарованы подобным поворотом событий, а самыми огорченными казались двое из них: Кассий Херея и Мессалина. Вдохновительница заговора находилась на восьмом месяце беременности и поэтому не смогла пойти в театр, тем более, что там были отменены отдельные места для матрон. Оставшись дома, она тщательно пыталась найти какое-нибудь занятие: ходила из угла в угол, садилась, принималась читать и отбрасывала книгу, а потом снова вставала, выглядывала в окно, прислушиваясь к любому шуму, доносившемуся снаружи, и все повторялось сначала. Нервничая, они ни за что бранила служанок, и те никак не могли понять причину дурного настроения своей госпожи. Десять раз ей казалось, что она слышит отдаленные крики, и тогда она посылала рабов на Форум, узнать о случившемся, но десять раз рабы возвращались и говорили, что все спокойно и ничего нового не произошло. Наконец, в десятом часу ей показалось, что где-то в городе действительно раздаются какие-то восторженные приветствия, хотя и приглушенные расстоянием. Она насторожила слух… Ах! Да, она не ошиблась! Это, конечно, были рукоплескания и рев толпы, который мог значить только одно: «Сальве, император Тиберий Клавдий!»

Ее сердце забилось так, словно хотело выскочить из груди; кровь ударила в голову с такой силой, что немедленно запылали и щеки, и губы. Глаза заискрились, как два жарких угля. Она уже хотела броситься прочь от окна, когда на ее плечо легла чья-то рука. Вскрикнув, она резко обернулась и увидела стоявшую перед ней Квинтилию, лицо которой было сурово.

- Что с тобой? - спросила актриса.

- Ну? - прошептала Мессалина, не отвечая на опрос.

- Ничего!

Так, среди надежд и разочарований, среди волнений и тревог, прошли два дня, не принесшие заговорщикам ни малейшей возможности осуществить их замысел. Основным препятствием для их действий было присутствие Цезонии Милонии, которая сопровождала Калигулу на все представления и приводила с собой множество дам и матрон, широким кольцом рассаживавшихся вокруг ее супруга и, разумеется, не позволявших занимать почетные места, отведенные для других женщин.

Однако утром девятого дня перед календами февраля (24 января) Калигула покинул дворец с небольшой свитой: обоими Вителиями, Веспасианом, Протогеном, Геликоном, Апеллом, Луцием Кассием и Евтихием, которые все были его верными друзьями. Из заговорщиков только консул Гней Сенций Сатурнин, Помпедий, Аспренат и Минуциан смогли пробраться в театр, где, как и в предыдущие дни, совершалось жертвоприношение в честь божественного Августа.

Во время этого ритуала случилось так, что одно из жертвенных животных, уже убитое, упало на землю, забрызгав кровью белую тогу Нония Аспрената [VII]. Увидев смущение сенатора, Калигула, пребывавший в хорошем настроении, разразился громким смехом. Однако это происшествие отнюдь не рассмешило одного из авгуров, сенатора Гая Фурия Гемина, который вместе с консуляром Публием Сильвием Нервой находился недалеко от алтаря.

- О, во имя Геркулеса! Это недобрый знак! - воскликнул авгур.

- Неужели? - испуганно спросил его сосед.

- Безусловно! Нынешний день омрачится кровопролитием!

- Наука предсказаний поведала тебе об этом?

- Именно так! И я за все золото мира не хотел бы сегодня оказаться в одежде Аспрената.

- Ох, как ты меня огорчил. Значит, бедному Нонию грозит опасность?

- Поверь моим словам: ему суждено умереть.

А между тем Ноний смеялся вместе с императором. Больше того, случившееся с ним он воспринял как верный знак смерти Калигулы. Точно так же подумали и все заговорщики, присутствовавшие при неожиданном происшествии.

Вскоре Гай сел на свое место: справа от него устроились Марк Виниций и Протоген, а слева Ноний Аспренат и Веспасиан. Сверху расположились Помпедий, Луций Кассий, Гней Сенций Сатурнин и Авл Вителий. Внизу уселись Апелл, Клавдий, Минуциан, Валерий Азиатик и Публий Арунций. Перед спектаклем прицепс занялся любимым развлечением: он разбрасывал подарки и наблюдал за суетой, которая затем следовала. И пока Калигула был поглощен этой забавой, сенатор Публий Ватиний, стоявший неподалеку от группы преданных друзей императора, громко спросил другого сенатора, Гнея Клувия, сидевшего несколькими ступенями выше:

- Ну как, Клувий? Это правда, что сегодня будут показывать убийство тирана?

И Клувий, чуть погодя, откликнулся:

- Дорогой Ватиний, я отвечу тебе словами божественного Гомера: «Если не хочешь прогневить другого ахейца, молчи!»

И вот началось представление. В этот день ставилась трагедия на сюжет «Мирры» [156].