«Мессершмитты» над Сицилией

Выслушав распоряжение без задержки вылететь в Мариуполь, он заметил, что приказ есть приказ, но совершать вечерний перелет на неизвестный и, возможно, неосвещенный аэродром – все равно что испытывать судьбу. После этого он взлетел.

Ночью меня разбудил телефонный звонок. Из воздушного штаба мне сообщили, что фельдфебель Неметц, ведомый Шмитца, видел, как тот выпрыгнул с парашютом, когда они пересекали Азовское море. Уже почти наступила ночь, и парашют быстро скрылся во мраке.

На следующий день Неметц вернулся и подтвердил то, что я уже знал. Не было никаких следов Шмитца. Ночью на его поиски вылетела эскадрилья спасательных гидросамолетов, но утром из-за тумана поиски пришлось прервать. Как только позволила погода, мы на наших «Ме» начали систематические полеты надо льдом и вели поиски до наступления темноты. При этом мы видели, что с приходом весны лед пришел в движение. Во всех направлениях появлялись высокие гребни пакового льда, чередующиеся с узкими каналами открытой воды.

На следующее утро, – к этому времени я почти записал Джонни в пропавшие без вести, – воздушный штаб информировал меня, что лейтенант Шмитц найден в маленькой деревне на северном берегу Азовского моря, где на широкой деревенской кровати приходил в себя после тяжелого испытания прогулкой по льду.

В тот же самый день он выбрался из транспортного самолета с толстой от бинтов правой ногой. Придя в восторг оттого, что снова «дома», он рассказал нам, как его двигатель встал после сильного удара. Он сразу же понял, что уже слишком темно для вынужденной посадки, да и сомневался в том, что лед выдержит. Не теряя времени, он сбросил фонарь кабины и перевернул машину, чтобы воздушный поток вытянул его из нее. Повиснув на парашюте, он с тревогой обнаружил, что потерял не только правый сапог, но также и носок. Ко всему прочему он неудачно опустился на лед, сразу же должен был сесть и массировать получившую растяжение лодыжку. После этого он с левым носком на правой ноге отправился в путь и шел в течение ночи и дня. Ночь была ясной, и, ориентируясь по Полярной звезде, он пошел в северном направлении. Спустя некоторое время он с тревогой обнаружил, что едва не упал в трещину во льду, и понял, что такие опасные участки необходимо обходить. Ему также пришлось взбираться на высокие барьеры пакового льда, сформировавшиеся по краям каждой полыньи, и эти дополнительные усилия отнимали оставшиеся силы. Тем временем его правая нога промокла, но попытка идти в левом сапоге, надетом на правую ногу, потерпела неудачу. Время от времени он слышал низколетящие поисковые самолеты, но его пистолет «Вери» был потерян во время спуска на парашюте, и тем самым он лишился каких бы то ни было возможностей подать сигнал. Ночь миновала, а он не знал, насколько далеко прошел в направлении своей цели – северного берега. Он был удручен и крайне измотан, бесконечно обходя полыньи и преодолевая ледяные гребни. Ему все чаще приходилось останавливаться, чтобы массировать промокшую, обмороженную ногу и восстанавливать силы. Затем, незадолго до рассвета, опустился туман. Был уже почти полдень, когда он отважился снова отправиться в путь. Каждый раз, взобравшись на ледяной гребень, он нетерпеливо смотрел вдаль, надеясь увидеть берег, который, на его счастье, показался в конце дня. Он очень хорошо понимал, что должен достигнуть земли до наступления сумерек. К этому времени носок на его правой ноге превратился в лохмотья и нога горела, как в огне. Вдали он увидел низколетящие «сто девятые», но знал, что шансов обнаружить его в этой ледяной пустыне у них не больше, чем разыскать иголку в стоге сена.

Он был на пределе сил к тому моменту, когда в сгущающейся темноте вышел на высокий берег и увидел перед собой длинную улицу русской деревни с деревянными избами и маленькими огородами. Открыв ближайшую дверь, он оказался в теплой комнате, освещенной единственной масляной лампой. Его появление испугало крестьянку почти до безумия, но она быстро пришла в себя, с помощью соседки вскипятила воду и положила его на кровать.

На ее аккуратной кровати около печи он заснул под кучей ватных одеял, из-под которых торчала его правая нога, опущенная в ведро с теплой водой.

Когда мы его спросили, была ли эта женщина симпатична и, возможно, даже уступчива, он ответил:

– Даже сама Гарбо[80] не смогла бы остановить мое падение в сон.

Фрейтаг внезапно прервал мои мысли, задав вопрос, который каждый из нас обдумывал вот уже несколько дней:

– Как это все здесь закончится, господин майор? Они скоро высадятся на острове. Через день или два у нас не останется ни одного самолета, чтобы летать. И не предпринимается никаких попыток вытащить нас отсюда. На этот раз западня захлопнется с треском!

Он вопросительно смотрел на меня, как если бы я знал ответ. Я задался вопросом, знал ли его сам инспектор истребительной авиации. Однако как командир Фрейтага я должен был ответить: