– Прочти. Буду рад услышать твое мнение.
Я оставил журналы в машине и из-за занятости на работе смог взглянуть на них только вечером следующего дня.
Журналы изобиловали нацистской символикой. Я ткнулся в одну статью – в ней воздавалась хвала отцам и идеологам третьего рейха. Мне было странно увидеть в этом издании работы того же Рене Генона. Я ведь в свое время внимательно прочитал его «Царя мира». Такую вроде бы любопытную книгу человек написал и в одной палате с такими тяжелыми параноиками оказался!
Сергей позвонил через два дня, спросил о моих впечатлениях. Я сказал, что, по-моему, все это – самый обыкновенный фашизм, хотя, конечно, я всех его современных разновидностей не знаю и квалифицированно судить не могу.
С того момента Сергей пропал. Чего он от меня с этими фашистскими журналами добивался, я решительно не понял.
2001
В самом начале 2001 года я провел субботу у родителей. В течение дня несколько раз звонил телефон. Родители мои, переставшие к тому времени пользоваться в субботу электроприборами, трубку не снимали и только удивлялись, кто бы это мог быть?
С наступлением темноты мама наконец ответила на звонок.
– Это тебя, Юра.
Я взял трубку.
– Ури? Это Халед. Нам нужно увидеться.
– Вот это сюрприз! С тобой все в порядке? Где ж ты столько времени пропадал?
– Меня держали люди Джибриля Раджуба…
– Что ты говоришь!? Как же ты от них вырвался?
– Все при встрече.
– Сейчас можно увидеться? Ты где вообще?
– Я в Иерусалиме.
Мы договорились о месте, и я немедленно выехал в район центральной автобусной станции.
Шел довольно сильный дождь, было не до поиска забегаловок, и разговор наш начался прямо в моей машине. Выяснилось, что Халеда выследили через его мать, с которой он иногда встречался в одной деревне в районе Рамаллы, и продержали все эти два года в тюрьме. После начала интифады над ним, как и надо всеми захваченными маштапниками, нависла угроза расстрела, и один симпатизировавший ему палестинский офицер помог ему бежать.
– Как же это было? Чья была инициатива? – удивился я.
– Его. Он вызвал меня на допрос, спрашивал всякие глупости, а в конце между прочим рассказал, как где-то в Газе убежал один маштапник: он, мол, спрятался в фургоне, привозившем в их застенок хлеб. На другой день тот офицер послал меня прибраться у входа, а там как раз стоял хлебный фургон и вокруг ни души. Я моментально забрался внутрь и не ошибся: никто ничего не проверял, фургон выехал, я выскочил из него на одной из улиц Рамаллы, дошел до блокпоста ЦАХАЛа – и так спасся.
– Но ты же целых два года там провел… Что они с тобой делали?
– Много чего… Избивали, подвешивали, ставили на битые стекла, больше месяца продержали в тесной бетонной коробке, в которой нельзя было выпрямиться…
– Как же ты все это вынес?
– Очень тяжело было, но молитва спасала.
– Молитва? – не понял я.
– Это не обычная молитва. Она связана с дыханием, с сердцем. Если умеешь так глубоко концентрироваться, то в конце концов становится безразлично, в каких условиях ты находишься: в специальной удобной молитвенной позе или скрученный. Дед учил меня этой молитве с шести-семи лет. Мы вместе сидели рядом и молились по четкам, это состояние отрешенности и восторга я первоначально связывал с ним, оно как бы передавалось мне от него, но потом, став подростком, я научился и сам с легкостью входить в такое состояние. Все внешнее пропадает, ты чувствуешь только свое сердце… Чтобы эти садисты не поняли, что со мной происходит, я внушил им, что у меня низкий болевой порог и я быстро теряю сознание.
– А кто там еще с тобой находился?
– Всякие люди были. Были такие, как я, помогавшие Израилю. Двоих из них при мне убили. Были и уголовники, конечно. Но неожиданно много было арестованных по личной неприязни. Один лавочник отказался отпускать им в долг, когда этот долг превысил две тысячи долларов. Другой держал столярную мастерскую, отказался платить «налог». Так мастерскую его спалили, а самого посадили, и навесили сотрудничество с Израилем…
– Ужасно, что армия не вошла в Рамаллу и не освободила вас! – вырвалось у меня. – Вот оно – истинное, а не выдуманное преступление израильской военщины!
– Самое ужасное было видеть солдат на блокпостах… Ведь меня, представь, несколько раз возили из Рамаллы в Йерихон и в Шхем. Хоть бы кто-нибудь проверить машину догадался.
Дождь прекратился, мы вышли из машины и уселись в небольшом кафе неподалеку.
– Ну, а что у вас слышно? – спросил Халед, с удовольствием отпивая кофе. – Барак действительно сказал, что если бы он родился палестинцем, то стал бы террористом?
– Да. Прямо так и сказал.
– Мне там в тюрьме этими его словами все уши прожужжали. Все время его в пример ставили. А вы его еще главой своего правительства после этого выбрали. Интересный вы народ… Ну а сам-то ты как?
– Я пока сельское хозяйство, к сожалению, оставил… Работаю программистом в Иерусалиме.
– А как Сарит? Когда мы с тобой последний раз говорили, ты сказал, что она добивается развода.
– Представляешь, Пинхас согласился было дать ей развод в обмен на арамейский свиток, но… рукопись пропала.