– Он знает, что рукопись до сих пор находится в ущелье Макух! Хотя не знает, где именно…
– Ну что ж. Это все неприятно, но и не страшно. Разыскать он ее со своими приятелями не сможет. А мы и так в самое ближайшее время передаем рукопись Пинхасу. Не вижу никаких причин для волнения.
На другой день, во вторник, мы с Сарит и с Андреем договорились идти в Пушкинский музей.
Я выехал чуть пораньше, чтобы передать кому-то из Израиля деньги. Андрей и Сарит должны были ждать меня при входе в музей.
С передачей я управился быстрее, чем ожидал, и приехал на Кропоткинскую раньше времени. Я уселся в сквере на скамейку и стал изучать купленную по дороге газету.
Оторвавшись от чтения, я заметил на скамье напротив долговязого парня. Он сидел, уронив голову на руки. За длинными волосами лица я его не видел, но поза была самая трагическая – было ясно, что парень очень расстроен.
Он поднял голову и посмотрел невидящим взглядом перед собой. В лице его было настоящее отчаяние. В какой-то момент наши глаза встретились. Парень опять уронил голову, потом резко поднял ее и еще раз взглянул мне прямо в глаза.
Видимо, хочет что-то попросить и не решается, подумал я.
И действительно, заметив, что я пристально на него смотрю, парень встал, пересел ко мне на скамейку и робко заговорил.
– Вы знаете, я сам не местный, я из Сибири. Ни с кем в Москве не знаком. Мне просто не к кому больше обратиться. А вы как-то с сочувствием на меня посмотрели, и мне показалось, что вдруг вы мне сможете помочь.
– А что у вас случилось?
– У меня брат умер. Я только что об этом узнал, – парень не смог сдержать слез и отвернулся.
– Я вам очень сочувствую! – пробормотал я. – Но как здесь можно помочь?
– Вы правы. Просто я так потрясен. Я сам не знаю, что говорю.
История его была простой. Оказалось, что паренек приехал в Москву в поисках работы, остановился на птичьих правах в каком-то общежитии, работу найти никак не получалось, и вот сегодня он позвонил домой, и мать сказала, что брат умер. Из ее слов он так и не понял, что именно произошло. Но что-то ужасное. Похороны назначены на послезавтра.
Парень стал рассказывать, каким замечательным человеком был его брат и как он был к нему привязан. Сердце разрывалось его слушать. Мы в Израиле привыкли к такому...
Кто не замечал, что первыми гибнут лучшие? Я даже не говорю про солдат. В боевые части – конкурс, там не встречаются посредственности. В Израиле погибший солдат – это всегда человек уникальный, всегда святой. Но ведь, как ни странно, от террора также гибнут лучшие! У меня во всяком случае именно такое впечатление сложилось, и рассказ того паренька как-то сразу вписался в ряд этих впечатлений.
– Я что-то не пойму, – сказал я вдруг. – Что же вы тут делаете?! Вам же надо срочно лететь домой. Вы же так на похороны не успеете…
При этих словах парень как-то смутился и замолчал.
– Когда у вас самолет? Вы вообще купили билет?
– Да у меня денег не хватает на билет, – отчаянно махнув рукой, произнес парень.
– Так займите.
– Да не у кого мне занять… Я никого в Москве близко не знаю.
Я открыл бумажник и извлек из него единственную находившуюся там стодолларовую купюру.
– Этого хватит?
– Хватит, – обрадовался парень. – Я вам верну. Как прилечу домой, сразу перевод сделаю. Дайте мне ваш адрес.
Я написал адрес и телефон Андрея и объяснил, что дело в дальнейшем надо будет иметь с ним.
Мы тепло простились. Паренек нырнул в метро, а я подошел к музею и встал, как мы условились, под колоннами.
Минут через десять появились Сарит и Андрей. С ними была белесая веснушчатая девушка в джинсовом костюме.
– Татьяна... – представил Андрей.
Девушка смущенно улыбнулась и робко отвела глаза. Мы вошли в музей.
В египетском зале я остановился возле мумии несчастного жреца – современника Авраама. Мог ли он подозревать, что спустя четыре тысячи лет после погребения его тело будет выставлено на всеобщее обозрение? Мог ли он ожидать, что то, что должно было служить его вечному прославлению, послужит его вечному бесчестию? Как призрачны и обманчивы культы народов и как прочна вера Израиля!
Возле мумии я напомнил своим друзьям про связи многотысячелетней давности между Древним Египтом и Израилем. В греческом зале – про отношения между Древней Грецией и Израилем, в римском – между Израилем и Древним Римом.
Татьяна внимательно слушала, но вопросов не задавала. Обращалась только к Андрею, а вскоре вдруг заторопилась и, простившись со всеми, куда-то ушла.
– А почему здесь нет древнееврейского зала? – удивилась Сарит. – Ведь на нас вроде бы все было завязано?
– Наверно, потому, что вы не только древние, но и современные, – ответил Андрей. – К вашим древностям никто не способен отнестись бесстрастно.
– Зато вся наша страна – это большой зал всех этих культур, – сказал я.
Мы с Сарит пообещали Андрею показать ему в Израиле места, где раскопано до двадцати слоев разных эпох с соответствующими памятниками, включая памятники Древнего Египета, Ассирии, Греции, Римской империи, Византии и так далее.