Мессианское наследие

В результате всего этого христианство резко утрачивает свою универсальную применимость. Вместо этого оно становится выражением куда более узкой и ограниченной системы ценностей. Таким образом, христианство становится синонимом системы ценностей средних американцев. Бог воспринимается как своего рода патрон, скажем, городка Пиория в штате Иллинойс, и такие провинциальные местечки начинают рассматриваться как отражение неба на земле. Знаменитая легенда Достоевского о Великом инквизиторе становится как ничто другое все более и более актуальной, несмотря на то, что с момента написания романа «Братья Карамазовы», в состав которого она входит, прошло уже более века. Если бы Иисус действительно возвратился, пришел в Пиорию и начал проповедовать, Он был бы немедленно арестован, помимо всего прочего, как лицо без американского гражданства, ведущее подрывную пропаганду. Даже если бы Его узнали и Его личность была бы установлена, Он все равно был бы подвергнут аресту и выслан. Нет никакого сомнения, что Его реальная проповедь вступила бы в противоречие с «верой», распространяемой от Его имени. Лидеры этой веры, которая обрела статус общественного, культурного и политического института, не пожелали бы рисковать подвергнуться осуждению в результате Его прихода или, что более вероятно, публично отреклись бы от Него.

Но хотя в современном фундаментализме есть немало такого, что Сам Иисус — все равно, историческая личность или объект веры — счел бы ужасным, нелепым, прямо кощунственным и решительно аморальным по отношению к Его собственным взглядам, есть один важный аспект, который Он мог признать и счесть вполне уместным. Этот аспект — мессианские ожидания, апокалипсическая истерия, напоминающая те самые Последние времена I в. н. э., в которые Ему пришлось жить.

Таким образом, посредством весьма упрощенного подхода, возникшего почти две тысячи лет назад и с тех пор практически не изменившегося, безнадежно отстав от исторического развития, многие американцы в наши дни стремятся постичь смысл бытия современного мира. Сам факт, что они пытаются это делать, отражает отсутствие других альтернатив, иных принципов оценки реальности в целом, которая все больше выходит из-под контроля.

Как мы уже отмечали, апокалипсическая истерия может выполнять и вполне функциональную роль, связывая основную мифологему с конкретной эпохой и наделяя неким подобием смысла фрагментарную, рассыпающуюся реальность. Несомненно, так обстояло дело в прошлом, и происходило это — в зависимости от исторической конкретики — с большей или меньшей эффективностью. Однако мы не можем допустить, чтобы эта же модель стала и основной мифологемой в наши дни, потому что, как мы уже подчеркивали, человечество сегодня вполне способно устроить своими собственными силами апокалипсис, Армагеддон и возложить на Бога ответственность за хаос и катастрофу. И если истерии американского фундаментализма позволено иметь статус исполнившегося пророчества, признанного и даже одобренного в самых высоких сферах (в Белом доме), результатом этого, и притом вполне буквально, может стать конец света, который будет ознаменован не возвратом давно отошедших в мир иной садокитов, разгуливающих рука об руку по полям Элизиума, а медленно задыхающейся агонией ядерной зимы. Тот факт, что мы, как авторы, можем спокойно и без надрывного драматизма писать о подобной перспективе, является критерием того, что человечество вплотную подошло к признанию реальной возможности массового самоистребления. Если вывод об итогах XX в. сводится именно к этому, тогда человечество действительно является банкротом, и Бог, независимо от конкретных особенностей деноминации, понапрасну теряет с ним время.