Мессии, лжемессии и толпа

В примитивных обществах магия, включавшая в себя разветвленную систему обрядов, собственно, и состояла из них. Наряду с этим существовала вера в силы, которые создали землю, космос, человека и все живое. Думается, что это была самая блаженная пора в жизни человечества, поскольку оно было убеждено, что с помощью магических действий способно обеспечить свое благополучие. Но потом пришло горькое разочарование, поскольку магия не давала или ничего или очень мало. Поэтому надежды переместились на те силы, которые составляли ядро верования, — так появилась религия. А мессия родился в религии, когда бог тоже оказался недостаточен для счастья. Так случилось в иудаизме, так бывает и в христианстве, даже современном, в котором появляются разные течения со своими идолами.

После появления богов возникла очень интересная «прослойка» между ними и людьми. Это были герои (например, в древнегреческой мифологии). В основной своей массе герои выступали в качестве помощников и покровителей людей, в том числе и вопреки желанию богов. Можно предполагать, что архетип мессии «вырастал» из среды героев, во всяком случае, нельзя не обратить внимания на то, что и у тех, и у других во многом сходные функции, среди которых главная — помогать людям. Правда, в христианском понимании мессия — не только и не столько помощник, он спаситель, а это уже более высокая ступень в мифологической иерархии. Мне представляется второстепенной проблема историчности Христа, хотя я полагаю, что это был реальный, но в дальнейшем мифологизированный человек, фанатически заряженный, верящий в свое особое предназначение, умеющий красноречиво говорить и убеждать своих слушателей. Образ богочеловека Иисуса был создан не только евангелиями и другими книгами Нового Завета, но и теологами первых лет христианства, отцами церкви.

Швейцер полагал, что учение о двух природах Христа разрушило единство личности и вследствие этого уничтожило последнюю возможность возращения к историческому Иисусу[35]. Швейцер не поясняет, зачем христианству возвращаться к историческому Иисусу, ведь ему как религии нужен был не только человек во плоти, но и бог. Именно на нем христианство как религия сосредоточивает внимание.

Швейцер считал, что историческое исследование жизни Иисуса имело своим источником не просто чисто исторический интерес; оно обратилось к историческому Иисусу как к союзнику в борьбе против тирании догмы. Возможно, что так было. Но, во-первых, догма о Христе осталась непоколебимой и ее не могли разрушить никакие исторические исследования. Во-вторых, было уже слишком поздно, поскольку Иисус стал богом широко распространенной религии. Но архетипичность его образа создавалась не совокупностью сведений о его исторической подлинности, пусть даже самых достоверных, а именно тем, что он получил мифологический статус.

Возможно, как писал Швейцер, каждая эпоха в теологии находила что-то свое в Иисусе, и это было единственным способом, с помощью которого его можно сделать живым. Не исключено, полагаю, что подобные попытки диктовались желанием сделать его ближе к людям, но тем не менее и его историческая ипостась включена в догму о Христе. С началом эпохи десекуляризации в исторические изыскания о нем вполне могли включиться и совсем атеистические специалисты, движимые лишь потребностью установить истину. Победу в Халкедоне одержали мудрые люди, соединив в Иисусе и человеческие, и сверхъестественные черты.

Архетипичность Христа как мессии подтверждается многими параллелями в древних религиях. Их называет К. Г. Юнг в своем психологическом исследовании догмы о Троице. Предтечи ему он находит, в частности, в вавилонских религиях, в которых устанавливаются родственные связи внутри священных триад. В качестве примера он избрал вавилонские триады, важнейшая из которых включает Ану, Бела и Эа. Эа, олицетворение знания, является отцом Бела, олицетворяющего практическую деятельность. Во вторичную, несколько более позднюю триаду входят: Син (Луна), Шамаш (Солнце) и Адад (Буря). Адад здесь выступает сыном Всевышнего, Ану. При Навуходоносоре Адад — Владыка неба и земли. Этот намек на отцовско-сыновнее отношение становится более отчетливым во времена Хаммурапи: Мардук, сын Эа, наделяется властью Бела и оттесняет его на зданий план. Эа — любящий, гордый отец, добровольно передающий власть и права своему сыну. Изначально Мардук — бог солнца, его прозвище — «Господин» (Бел). Он посредник между своим отцом Эа и человечеством. Эа признает, что не знает ничего такого, чего бы не знал и сын его, Мардук. Мардук — Спаситель, как показывает его борьба с Тиамат. Он «милосердный, любящий пробуждать к жизни мертвых, большеухий (т. е. многоумный, словом «ухо» в языках Месопотамии обозначался также ум), внемлющий мольбам людей. Он помощник и исцелитель, подлинный Спаситель. Это учение о Спасителе на вавилонской почве процветало на протяжении всей христианской эпохи[36].