Мессия

Кейт и Джез ждут, пока он говорит. На сей раз ничто в нем: ни поза, ни тон – не выдают волнения. Разве что усталость да желание, чтобы все это поскорее закончилось. Ред говорит, посматривает на коллег и слегка кивает головой.

Очередной труп. Два за одно утро. Точно так же, как было в самом начале.

Неожиданно в голосе Реда все же появляется тревожная нотка.

– Кто? Да, конечно. Я знаю, кто он такой... Конечно знаю. Трудно не знать человека, о котором талдычат в выпусках новостей чуть ли не каждый хренов вечер... Где? Да, я знаю это место. Какой номер? Хорошо. Мы будем там... Я сейчас с ними... Нет, мы пойдем пешком, это много времени не займет. Тут только и нужно, что пройти по улице... Послушайте, к чему эта долбаная спешка? Он ведь мертв, не так ли?

Ред со щелчком закрывает телефон и говорит им два слова:

– Саймон Баркер.

– Член парламента? – уточняют они в один голос.

– Он самый.

– Боже мой, – говорит Кейт. – Где он?

– Катрин-плейс. – Ред указывает в направлении вокзала Виктория. – Пять минут ходьбы в ту сторону.

Он забирает свой капучино из руки Кейт.

– Пошли. Кофе пить можно и на ходу.

74

"Симон – пила: в соответствии с преданием его распилили".

75

То, что Саймон Баркер оказался избран Серебряным Языком для мученической смерти, явилось ироническим завершением его красочной жизни. За двадцать пять лет в Палате общин Баркер нажил столько врагов, что большим количеством желающих им смерти могли бы похвастаться разве что Джон Фитцджеральд Кеннеди да Джей Ар Юинг из телесериала "Даллас". Трудно было назвать социальную группу, не имевшую на Баркера зуба. Гомосексуалистов он именовал "дьявольским отродьем", матерей-одиночек – "безответственными распутницами", члены Ирландской республиканской армии были для него "безмозглыми выродками" либо "кровавыми мерзавцами", женщины-парламентарии – "задирающими носы лесбиянками". Говоря о палестинцах, он не упускал случая помянуть "намотанное на башку полотенце", а об африканцах отзывался как о "детях джунглей". Мало кого радовали подобные эпитеты, звучавшие в устах человека, как-то раз (причем лишь наполовину в шутку) описавшего себя как "Чингисхана с внешностью Кена Ливингстона"[12].

По мнению Саймона Баркера, введение единой европейской валюты представляло собой наиболее верный путь к полной экономической и политической погибели Британии, полицию надлежало наделить практически неограниченными полномочиями по части проведения обысков и арестов, вынесение окончательных приговоров следовало сделать всеобщей практикой, а вот иммиграцию, напротив, пресечь. А поскольку он, ничуть не беспокоясь за свое высокое положение, не упускал ни единой возможности громко, во всеуслышание, заявить о своей позиции, каковую считал позицией большей части консервативно мыслящего населения страны, известность этого человека была такова, что большинству министров кабинета не приходилось об этом даже мечтать.

И теперь Саймон Баркер мертв. Распилен пополам.

Катрин-плейс представляет собой тихую боковую улицу, отходящую от Букингемского дворца, украшенную черными, сохранившимися с викторианских времен фонарными столбами и неброскими латунными табличками с наименованиями обосновавшихся здесь немногочисленных, но солидных компаний. Эта улица находится почти точно посредине между Палатой общин к востоку и ближайшими окраинами поддерживавших Баркера избирательных округов Кенсингтон и Челси – к западу.

В то утро к половине седьмого Саймон должен был появиться на Би-би-си, где, в программе "Деловой завтрак" предстояло обсуждение последних поправок к уголовно-правовому законодательству. Водитель, заехавший за парламентарием в половине шестого, обнаружил, что дверь дома открыта, а когда на звонок никто не откликнулся, вошел внутрь, чтобы поискать пассажира. В результате чего завтрак водителя оказался на ковре у двери в гостиную.

Тело Саймона лежит перед камином. Оно расчленено пополам, по поясу, и нижнюю половину Серебряный Язык оттащил примерно на фут от верхней. Две половинки тела разделяет океан крови.

Каждый раз, когда Ред думает, будто ни на каком месте преступления он уже не увидит больше крови, чем здесь, он оказывается не прав. Вот и теперь то же самое – это преступление самое кровавое из всех. Кровь Саймона лилась потоками из обеих частей тела, и теперь она хлюпает под ногами Реда, когда он подходит к трупу и садится на корточки.

Кожа Саймона порвана там, где вонзилось лезвие пилы. Ред склоняет голову в сторону и рассматривает нижнюю часть торса.

В разрезе это похоже на сэндвич. Кожа снаружи как слой теста, внутренности как начинка. Внутренние органы поблескивают различными оттенками красного, светло-голубого, пурпурного, желтого и черного. В воздухе распространяется зловоние желчи.

Ред морщится.