Мессия

С аборигенами у Ле Брюна не возникало проблем до самой Японии, у берегов которой, скатившись по течению вдоль Курильской гряды, эскадре пришлось принять бой, продолжавшийся почти двенадцать часов. Кораблики у японцев были маленькие, одномачтовые, но их было очень много. Несмотря на пушки, четыре раза дело доходило до абордажа, правда, это только увеличило количество жертв среди нападавших, короткие морские мушкеты выметали абордажников картечью с первого же залпа. В том бою адмирал потерял шестерых матросов и офицера и, что называется, закусил удила. В принципе, никакой необходимости заходить в Японию у него не было, Провиантом и водой они запаслись на одном из южных островов Курильской гряды, так что могли и просто отвернуть на восток, но теперь такая необходимость возникла, и Фараон отдал приказ преследовать отступающих, которые и привели его в Токийский залив. У японцев был реальный шанс атаковать ночью, с наступлением темноты, эскадре пришлось встать на якоря, но этот момент они прошляпили, а рассветом адмирал начал «резню», благо, различными плавсредствами залив буквально кишел. Жаль, что на кораблях не было десанта. Они всё-таки отправлялись не в военный поход, а в длительную исследовательскую экспедицию, где каждый лишний рот – большая обуза, но место на карте Ле Брюн для себя пометил особым крестом и пообещал вскоре вернуться для продолжения знакомства.

Гавайи адмирала совсем не впечатлили, тропические джунгли ему не нравились, а аборигены и вовсе оказались натуральным и виртуозным ворьём, умудрившимся, несмотря усиленные вахты, украсть одну из шлюпок с «Марка Випсания Агриппы», флагманского корабля адмирала. Правда, за один стальной кинжал удалось пополнить запас продовольствия на всей эскадре, а за топор купить продажной любви, опять же на всех, но гавайские женщины были настолько страшными, что Фараон и многие его офицеры от этой услуги отказались.

От Гавайев, почти прямо на восток, отправились к Центрально-Лузиньянскому (Панамскому) перешейку, где поселенцы первой волны, оставленные на Атлантическом берегу побережья, уже основали факторию. В первый заход Ле Брюн основал три колонии: Нью Йорк на Манхэттене, Панама на перешейке и Бразилия на северо-восточном берегу южной Лузиньянии.

В Нью Йорке были поселены шестьдесят семей сервов, шесть рыцарей-монахов (тогда ещё разных орденов – Тамплиеров и Госпитальеров) для окормления христианской паствы, чтобы не одичали без пригляда, и наместник адмирала, барон Готье де Тригон. Их задачей было выживание, уход за привезёнными животными, проба европейских семян на урожайность в местном климате, а для барона и рыцарей – ещё и дипломатия. Местные хоть и не проявляли враждебности, но не факт, что так будет всегда. Племена враждовали между собой из покон веков, а тут у них вдруг появился арбитр. Кто-нибудь обиженный обязательно крикнет: «Судью на мыло!», а усмирять его придётся руками других аборигенов, или, как назвал их Ричард, индейцев. Своих значимых военных сил у колонии не было, поэтому дипломатия и только дипломатия.

В Панаме оставили семь молодых, бездетных семей, монаха францисканца и рыцаря Ордена Героев, Роджера Каррагера. Мало, конечно, но рыцарю Роджеру сразу присягнуло местное племя, даже, скорее, племенной союз, потому что только взрослых мужчин, а значит воинов, в нём было почти четыре сотни, которых вооружили старыми гладиями, оставив сэру Каррагеру ещё пару сотен старых железок в запас. У него была задача выжить, исследовать и картографировать перешеек, с целью найти путь для каракк. Не канал, конечно, на это не было ни людей, ни средств, но волоки то наверняка устроить возможно, местность заселённая, рабочих рук хватает, главное, приставить их к полезному делу, вместо убийства себе подобных. Если что-то ещё получится кроме этого – будет даром Господним. Сэру Роджеру вменялось в обязанность комбинировать дипломатию с силовыми методами убеждения, благо, под его рукой находились самые значительные военные силы в регионе.