— Вот подушка, на которой в сиетче однажды сидел сам Муад'-Диб, — сказал Фарук, указывая на круглый черный контур. — . Теперь она ждет тебя.
— Я в долгу перед тобой, — отвечал Скитале, опускаясь на мягкую черную горку. Он улыбался. Фарук был мудр. Он умел показать свою верность, даже внимая двусмысленным песням и тайным вестям. Кто может отрицать ужасающие способности тирана-Императора?
Размеренно произнося слова, чтобы не нарушать ритма музыки, Фарук спросил:
— Не мешает ли тебе пение моего сына?
Скитале прислонился спиной к прохладному столбу, поглядел на певца:
— Мне нравится музыка.
— Мой сын потерял глаза в боях за Нарадж, — проговорил Фарук. — Его вылечили, но лучше бы он там и остался. Женщины нашего народа не станут глядеть на него. Впрочем, разве не забавно, что на Нарадже у меня есть внуки, которых я могу так и не увидеть? Знаешь ли ты, Заал, миры Нараджа?
— В дни моей юности я выступал там в труппе лицеделов, — отвечал Скитале.
— Значит, ты — лицедел, — проговорил Фарук. — Меня удивило твое лицо. Оно напомнило мне человека, которого я знал когда-то.
— Дункана Айдахо?
— Да, его. Мастера-фехтовальщика Императора.
— Говорили, что он погиб.
— Так говорили, — согласился Фарук. — Неужели ты действительно мужчина? О лицеделах говорят, что… — он передернул плечами.
— Все мы гермафродиты Яддаха, — отвечал Скитале, — пол наш меняется по желанию. Сейчас я мужчина.
Фарук задумчиво закусил губу и произнес:
— Не хочешь ли подкрепиться? Воды? Или охлажденных фруктов?
— Достаточно беседы, — ответил Скитале.
— Воля гостя — закон, — поклонился Фарук, усаживаясь лицом к гостю на другую подушку.
— Благословен еси Абу д'Дхур, Отец Бесконечных Дорог Времени, — произнес Скитале, думая:
— Трижды благословен, — ответил Фарук, ритуальным жестом складывая руки на коленях. Натруженные, покрытые венами кисти.
— Издалека видишь только общие контуры, — начал Скитале, намекая, что хотел бы поговорить о цитадели Императора.
— Но тьму и зло не примешь за их противоположность, как бы далеко они от тебя ни были, — ответ Фарука заключал совет не торопиться.
— Как твой сын потерял зрение?
— Защитники Нараджа воспользовались камнежогом, — отвечал Фарук. — Сын мой оказался совсем рядом. Проклятое атомное оружие! Камнежог тоже следовало бы запретить законом.
— Это отвечало бы букве закона, — согласился Скитале и подумал:
— Твои хозяева предлагали мне купить для него искусственные глаза тлейлаксу, — продолжал Фарук, — но в легионах говорят, что такие глаза порабощают его владельца. Сын сказал тогда, что глаза эти — металл, а он из плоти, сочетать то и другое греховно!
— Но предмет должен отвечать своему назначению, — проговорил Скитале, стараясь направить разговор в нужную ему сторону.
Сжав губы, Фарук кивнул:
— Говори прямо, что тебе нужно, — сказал он, — приходится доверять вашему навигатору.
— Ты когда-нибудь был в Императорской цитадели?
— Я был там на пиру в годовщину победы на Молиторе. Было холодно, несмотря на самые лучшие иксианские обогреватели. Еще бы, в сплошном-то камне! Ночь мы провели на террасе Храма Алие. Он насадил там деревья из многих миров, ты это знаешь. Все башары были облачены в лучшие одеяния зеленого цвета, повсюду были расставлены столики — вместо общего стола. Мне многое там не понравилось. Пришли инвалиды на своих костылях. Неужели наш Муад'Диб не знает, сколько людей ради него стали калеками?
— Тебе не понравился пир? — спросил Скитале, зная, что оргии фрименов подогревались меланжевым пивом.
— Все было так не похоже на привычное слияние душ, — кивнул Фарук, — в сиетче это было иначе. Там нас объединяло тау. На пиру развлекали рабыни, мы вспоминали раны и битвы.
— Так, значит, ты был в этой каменной громаде, — гнул свое Скитале.
— Муад'Диб вышел к нам на террасу, — продолжал Фарук, — пожелал нам удачи по обряду Пустыни — это в таком-то месте!
— Знаешь ли ты, где расположены его личные апартаменты? — спросил Скитале.
— Где-то в самой сердцевине, глубоко внизу, — отвечал Фарук. — Говорят, они с Чани там, в недрах своей твердыни, живут по обычаям странников Пустыни. В большой зал он является лишь для аудиенций. Там много приемных и залов для совещаний. Целое крыло отведено его телохранителям, есть и помещения для церемоний, и ходы сообщения. А в глубинах под этой крепостью, на самом ее дне, он содержит окруженного водой оцепенелого червя, чтобы всегда можно было отравить его. Там он и взирает на будущее.