Исключительно по воле той массы чужой памяти этот ребенок никогда не был ребенком.
Он еще раз внимательно осмотрел скалу по всей длине. По всем описаниям это мог быть только Фондак, только Якуруту. Он ощутил странное чувство едва ли не родственной близости к табу этого места. По способу Бене Гессерит он открыл свое сознание Якуруту, страстно желая ничего не знать об этом месте. Знание — это барьер, препятствующий научению. Несколько мгновений он старался попасть в резонанс чувству, ничего не требуя и не задавая вопросов.
Проблема заключалась в отсутствии животных, это была частность, но она насторожила Лето. Потом он понял: не было видно птиц, питающихся падалью, — ни орлов, ни грифов, ни ястребов. Каждое место в Пустыне, где есть вода, имеет свою животную пищевую цепь. В конце этой цепи всегда присутствуют санитары — охотники за падалью. Ни одно животное не поинтересовалось его персоной. Как хорошо Лето знал этих «ищеек сиетча» — птиц, гнездящихся в расщелинах скал, примитивных любителей мертвой плоти. Фримены называют этих птиц «наши соперники», причем это говорится без зависти и злобы, потому что эти птицы появляются при приближении чужаков.
Что, если этот Фондак покинули даже контрабандисты?
Лето выпил немного воды из влагоуловителя.
Что, если здесь и в самом деле нет воды?
Он оценил свое положение. Он приехал сюда, загнав по дороге двух червей, оставив их здесь полумертвыми. Он находится сейчас во Внутренней Пустыне, где должны находиться контрабандисты. Если здесь существует жизнь, если она может существовать, то она существует только при наличии воды.
Что, если здесь все-таки нет воды? Что, если это не Фондак и не Якуруту?
Он еще раз навел бинокль на ветроуловитель. Его наружный край был изъеден песком и нуждался в ремонте, но вода там вполне могла быть. Здесь обязательно должна быть вода.
Но что, если ее все-таки нет?
Покинутый сиетч мог просто потерять воду — она могла просто-напросто испариться в любой из всевозможных катастроф.
Но почему нет стервятников? Они убиты из-за воды? Но кем? Как можно было извести такую массу птиц? Ядом?
Отравленной водой.
В легендах о Якуруту нет упоминаний о цистернах с отравленной водой, но они вполне могут быть. Первоначальные стаи могли погибнуть, но потом должны были появиться новые. Почему их нет? Идуали были истреблены несколько поколений назад и никогда и нигде не было упоминаний о яде в цистернах Якуруту. Лето снова осмотрел скалу в бинокль. Как мог исчезнуть сиетч? Конечно, кого-то в нем нет. Редко все обитатели сиетча сидят дома. По Пустыне бредут караваны контрабандистов, некоторые партии направляются в города.
С негодующим вздохом Лето отложил в сторону бинокль. Спустившись на противоположную сиетчу сторону дюны, Лето вырыл углубление, прикрепил к его стенкам защитный тент, тщательно его замаскировал и удобно устроился во влажной темноте, чтобы провести в ней самые жаркие часы. По членам текла истома. Полдня Лето провел в полудреме и грезил, представляя себе все те ошибки, которые он мог совершить. В своих грезах Лето защищался от ошибок, но какая могла быть самозащита в том суде, который выбрали они с Ганимой. Неудача сожжет их души. Лето съел пряный бисквит и уснул, проснулся он только для того, чтобы попить и снова поесть, и опять уснул. Путешествие было долгим и послужило суровым испытанием для детских мышц Лето.
Вечером Лето проснулся бодрым и посвежевшим и сразу прислушался, нет ли признаков жизни в вечерней Пустыне. Он выполз из песчаного укрытия. Высоко в небе неслась пыль, но Лето сразу почувствовал, что по его щекам бьет песок, который несет ветер с противоположной стороны — такое бывает только к смене погоды. Наверняка надвигается буря.
Лето осторожно взобрался на гребень дюны и в который уж раз всмотрелся в загадочную скалу. Воздух приобрел желтый цвет. Надвигалась буря Кориолиса — буря, чреватая смертью. Фронт переносимого такой бурей песка достигал четырех градусов широты. Гипсовое дно высохшего озера было теперь желтым от облаков взметенного ветром песка. Лето захватила обманчивая тишина вечера. День вдруг перешел в ночь, стремительную ночь Внутренней Пустыни. Скалы превратились в угловатые пики, высвеченные инеем света Первой Луны. Лето почувствовал, как по его щекам бьют струйки песка. До слуха мальчика донеслись раскаты, словно в отдалении кто-то бил в гигантский барабан. Внезапно в темном пространстве между луной и землей Лето заметил какое-то движение: летучие мыши. Он слышал шорох их крыльев и тонкий писк.
Летучие мыши.
Намеренно или случайно, но это место порождало ощущение покинутости. Но ведь именно здесь должна быть легендарная цитадель контрабандистов — Фондак. Но если это не Фондак? Что, если табу все еще действует и этот сиетч — всего лишь оболочка призрачного Якуруту?