— Кто такой Агамемнон? — вдруг спросила Ирулан.
— Ваше хваленое образование в школе Бене Гессерит говорит само за себя, — ответила Ганима. — Я все время забываю, что твой род слишком короток. Но моя память восходит к…
Она замолчала не желая нарушать хрупкий сон спящих в ее памяти предков.
— Что бы ты ни помнила, могу сказать, что твой курс очень опасен, потому что…
— Я убью его, — пообещала Ганима. — Он должен мне жизнь.
— Я не допущу этого, если смогу.
— Мы это и так знаем. Но у тебя не будет такой возможности. Алия отошлет тебя в один из южных городов, где ты и будешь находиться до тех пор, пока все не будет исполнено.
Ирулан негодующе покачала головой.
— Гани, я поклялась, что буду защищать тебя от любой опасности. Если потребуется, то ради этого я пожертвую жизнью. Если ты думаешь, что я буду спокойно отсиживаться за каменными стенами какой-нибудь джедиды, когда ты…
— Всегда найдется Хуануй, — сказала Ганима очень мягко. — Смерть — это всегда альтернатива. Я уверена, что из ссылки ты ни во что не сможешь вмешаться.
Ирулан побледнела и, забыв на мгновение обо всей своей подготовке, прижала ладонь к губам. Она столько заботы вложила в эту девочку, сейчас женщину покинули все чувства, кроме, может быть, животного страха. Губы ее задрожали, она заговорила, почти срываясь на крик:
— Гани, я не боюсь за себя! Ради тебя я могу броситься в пасть червю. Да, ты правильно сказала: я — бездетная жена твоего отца, но ты — это тот ребенок, которого у меня никогда не было. Я умоляю тебя… — слезы заблестели в уголках ее глаз.
У самой Ганимы подступил комок к горлу, но она не дала волю своей слабости.
— Между нами есть еще одна разница. Ты никогда не была в отличие от меня фрименкой. Это пропасть, которая разделяет нас. Алия знает об этом. Кто бы она ни была, это она знает твердо.
— Ты не можешь говорить, что Алия знает, — с горечью произнесла Ирулан. — Если бы я не знала, что она из Атрейдесов, то могла бы поклясться, что она желает уничтожить свою семью.
— Я должна тебе воду. Поэтому я стану охранять тебя, — сказала Ганима. — Но твой кузен потерял это право. Так что не будем больше говорить об этом.
Губы Ирулан все еще дрожали, когда она вытерла глаза.
— Я очень любила твоего отца, — прошептала она. — Я даже не догадывалась, насколько, до тех пор пока он не умер.
— Может быть, он жив, — сказала Ганима. — Этот Проповедник…
— Гани! Иногда я перестаю тебя понимать. Неужели Пауль стал бы так нападать на свою семью?
Ганима пожала плечами и вгляделась в темное уже небо.
— Он может находить это забавным…
— Как ты можешь так легко об этом говорить?
— Чтобы не погрузиться в темную бездну, — ответила Ганима. — Я не издеваюсь над тобой. Бог видит, что нет. Просто я — дочь своего отца. Я человек, в котором посеяно семя Атрейдесов. Ты не станешь думать о Мерзости, а я могу думать только о ней. Я — предрожденная. Я знаю, что творится у меня внутри.
— Это глупое суеверие о…
— Не надо, — Ганима протянула руку к губам Ирулан. — Я — продукт проклятой селекционной программы Бене Гессерит, ее придумала моя родная бабка. Но это еще далеко не все.
Она ногтем разорвала кожу на ладони, из раны потекла кровь.
— Видишь, какое у меня юное тело, какая тонкая кожа… Но мой опыт… О, боги, Ирулан! Мой опыт! Нет!
Она выбросила вперед руку, видя, что Ирулан приблизилась к ней.
— Мне ведомо все то будущее, которое с таким тщанием исследовал мой отец. Во мне столько мудрости предков и столько же их невежества… и моральной неустойчивости. Если ты хочешь помочь мне, то сначала пойми, кто я.
Совершенно инстинктивно Ирулан наклонилась вперед и крепко обняла Ганиму, прижавшись щекой к ее щеке.
На Пустыню незаметно опустилась ночь.
Позвала тебя маленькая пташка
С красным полосатым клювом.
Прокричала она над сиетчем Табр,
И отнесли тебя на могильное поле.
Плач по Лето II