Вот и сейчас: Сын Неба посмотрел на господ сановников, дописал что-то на своем белом яшмовом диске – причуда, о которой вполголоса поговаривала вся Столица, – и бесцветным голосом произнес:
– Шаолинь должен быть разрушен!
Но не это взволновало господина канцлера – не в первый раз за последние месяцы слышал он эти слова и относился к ним снисходительно-равнодушно.
Слова есть слова; очередная причуда, вроде яшмового диска.
Но следующие слова уже перестали быть просто словами, ибо некоторые из них в устах императора имеют силу грянувшей грозы.
– Когда подует золотой ветер,[66] повелеваю силами пяти военных округов выступить на обитель близ горы Сун.
И по-прежнему бесцветно:
– Я сам поведу войска.
Вот тут-то и переглянулись снова господин канцлер с главнокомандующим левым крылом, а Первый министр – с начальником отряда Крылатых Тигров и советником Чэном.
Казнить монахов из тайной канцелярии, любимчиков прежнего императора, обвинив их во всех возможных и невозможных грехах, – это дело более-менее понятное для молодого государя; да и ханьцы, от ванов до простолюдинов, единодушно поддержали благое начинание. Но двинуть стотысячное войско на святую обитель?! Народ не поймет – настроения переменились, казнь сторонников Чжан Во не принесла желаемых результатов, и в харчевнях все чаще стали поговаривать: подняли руку на святых хэшанов, попутчиков Будды, отсюда и усиление бед с напастями! Государь полагает, что обитель вынашивает коварные замыслы? Ну, вызови в Столицу патриарха для судебного разбирательства, а не явится, так пошли за мятежным настоятелем цензора и стражников… не пустят дерзкие Быстроруких в обитель – вот тогда и будет повод прибегнуть к армии!
Даже Сыну Неба непозволительно вызывающе топтать букву закона и дух древних уложений!
Террором попахивает, бунтом – а там и гражданской войной!
Все это в самом почтительном изложении и было высказано самонадеянному государю.
Хун Ци, Сын Неба, безразлично поглядел на сановников, полоснул наискось кисточкой по исчерканному диску и приказал расходиться.
Дескать, Зал Высшей Гармонии – не для пустословья.
Но пятерым велел остаться.
Начиная с канцлера и заканчивая начальником Крылатых Тигров.
А потом зачитал им доклад судьи Бао из города Нинго.
Кивнули высшие сановники: велика прозорливость государя! Если и впрямь есть такая сила, что способна вне государственного контроля… только сила, может, и есть, а доказательств нет. Здесь секретными докладами и Князьями Темных Приказов не обойтись. Преисподнюю к делу не пришьешь, и вообще: если действительно все написанное в докладе – правда, хорошо бы и нам самим заполучить подобных союзников.
А то как бы чего не вышло.
– Вы уверены, что мы не имеем таких союзников? – тихо спросил государь, и слушавшие его потом рассказывали: поднял Сын Неба над головой диск из белой яшмы, и неясная дрожь пробежала по собравшимся, словно даже качнув громадный Тайхэдянь.
Страшно улыбнулся государь и добавил:
– Готовить войска. Цель похода пока не разглашать. Подует золотой ветер – тогда и посмотрим.
И удалился.
Прекрасен Зал Белых Одеяний в монастыре Шаолинь – резное лицо Будды Шакьямуни благостно улыбается с алтаря на возвышении, перед алтарем на каменном столике дымятся благовония, горят свечи и источают аромат свежие цветы; и расписные ширмы стоят полукругом за спиной отца-вероучителя.
Вот только скорбны лики собравшихся: весть о подлом умерщвлении братьев уже долетела с севера на юг, из Бэйцзина к стенам обители. Не потому ли и сам патриарх вместо поучительных джатак поведал братии о правителях неправедных, кознями которых рушились империи и гибли государства?
Негоже буддийскому хэшану скорбеть или радоваться, сердце его подобно сохлому дереву, а душа – развеянному пеплу… отчего плачете, братья мои?!
Будда простит…
На следующее же утро приказом отца-вероучителя было увеличено время занятий кулачным боем за счет сокращения проповедей и постижения Закона. Наставник Лю мучил монахов нещадно, все больше заставляя упражняться с оружием всех восемнадцати видов, нежели с голыми руками; пот ручьями лился под ноги, но братия стиснула зубы и молчала. Один из наставников-шифу, выслушав журавля-патриарха, отправился в поселок слуг. После недолгого разговора жены и дети, а также слабовольные и малосильные покинули пределы обители, разъехавшись кто куда (говорили, что на земли подвластных Шаолиню монастырей!), а остальные занялись ремонтом обветшавших стен внешних и внутренних укреплений. После строительных работ со слугами проводились учения по стрельбе из лука и пользованию пращой… даже азы рукопашной, вопреки старым заповедям, стали преподавать отважным мирянам.
Грудью встанем за родной монастырь!