Мессия очищает диск

Разумеется, во время освидетельствования трупа Восьмой Тетушки выяснилось и было записано, что умерла злоумышленница в результате перерезания горла, совершенного ею же; а также что при жизни никакими специальными воинскими упражнениями, кроме стирки и тому подобных домашних работ, жена красильщика Мао не занималась. Это подтверждалось показаниями опасавшейся пыток и потому разговорчивой родни, твердившей в один голос, что о кулачном бое Восьмая Тетушка имела весьма смутное понятие, если не считать периодических поколачиваний пьяного муженька. Опять же – сорок с лишним лет тихой, незаметной жизни, у всех на виду: муж, дети, работа по дому, пересуды с соседками…

Нет, не могла такая женщина – даже ради самой отвратительной на свете собачки! – за несколько минут уложить около двух десятков отборных стражников из личной охраны Чжоу-вана, включая телохранителей и тайвэя!

И тем не менее факт налицо.

Судья Бао еще некоторое время постоял над телом умершей и собрался было уходить, когда взгляд его случайно скользнул по лежавшей ладонью вверх руке покойной. На предплечье уже начали проступать синеватые трупные пятна, и в этом не было ничего удивительного, но форма этих пятен казалась какой-то странной, что-то напоминала судье, что-то очень знакомое…

Судья Бао нагнулся, вглядываясь повнимательнее, – и вдруг резко схватил вторую холодную руку покойной, переворачивая и ее ладонью вверх.

Так и есть!

Сомнений больше не было.

На предплечьях тишайшей Восьмой Тетушки, словно вытатуированные смертью, слабо проступали изображения тигра и дракона – отличительные знаки монахов-воинов, прошедших непроходимый для других Лабиринт Манекенов хэнаньского монастыря Шаолинь!

Точно такая же татуировка, только выжженная огнем, была у преподобного Чжан Во, начальника тайной службы императора; и у преподобного Баня, приставленного к Чжоу-вану.

4

У судьи Бао болела голова. Прописанное лекарем снадобье, обычно помогавшее в таких случаях, на этот раз действовать отказывалось. Виски ломила нудная, утомляющая боль, мысли путались, и судья бездумно перебирал скопившуюся на его столе кипу прошений, жалоб и других бумаг, скользя взглядом по ровным рядам иероглифов и не вникая в суть написанного.

За столом в углу так же нудно, как головная боль, бубнил что-то себе под нос прилизанный молодящийся сюцай[9] Сингэ Третий, сидевший на этом месте уже добрый десяток лет и никак не могущий сдать экзамен на степень цзюйжэня[10] по причине «ограниченности ума, не восполнимой никаким усердием», как выразился однажды кто-то из экзаменаторов.

Сингэ Третий напоминал судье сюцая из небезызвестной истории, который отдыхал нагишом в прохладе храма местного Бога земли и простудился. Принеся жертву божеству и выздоровев, обиженный сюцай написал подробный доклад, где обвинял Бога земли в том, что тот хитростью выманил у него жертвоприношения, после чего сжег доклад в храме духа – покровителя местности. Не дождавшись ответа, сюцай через десять дней написал доклад с обвинением духа-покровителя в пренебрежении своими обязанностями и сжег доклад в храме Яшмового Владыки. Ночью сюцаю приснилась огненная надпись на стене его дома, сделанная древним головастиковым письмом: «Бога земли, опозорившего свой ранг, сместить с должности. Духу-покровителю записать взыскание. Сюцай такой-то за неуважение к духам и любовь к тяжбам получит тридцать палок через месяц с небольшим».

Что и произошло вскоре.

Но сейчас судье Бао было не до смеха: перед его мысленным взором мертвыми колодами лежали две женских руки.

Разумеется, никаких изображений дракона и тигра на руках Восьмой Тетушки при жизни не наблюдалось – это подтвердили и ее муж, красильщик Мао, и многочисленная родня, и еще более многочисленные соседи. Признаков воздействия колдовского или какого бы то ни было иного зелья также обнаружено не было. Судья еще раз осмотрел труп в присутствии управного лекаря, убедился, что странные трупные пятна никуда не исчезли, а, наоборот, стали еще более отчетливыми, распорядился занести это в протокол освидетельствования и грузной походкой отправился в канцелярию. Где теперь и сидел в отвратительном расположении духа и с раскалывающейся от боли головой.

– …И представьте себе, высокоуважаемый сянъигун, ничего не взял в доме цзюйжэня Туна, зато изорвал в клочья его любимую тигровую орхидею, которую почтенный цзюйжэнь Тун растил в соответствии с каноном «Ба-хуа»…

– Кто изорвал? – без всякого интереса, просто чтобы отвлечься, переспросил выездной следователь, пропустивший мимо ушей всю предыдущую часть долгого и красочного повествования словоохотливого сюцая.