Дома судья решил пока ничего не говорить о неприятном происшествии на кладбище. Однако не тут-то было! Домочадцы непонятным образом уже знали обо всем и немедленно набросились на судью с требованиями бежать за геомантом и искать место для нового кладбища. Не сдержавшись, судья наорал на жен и сестру, а служанки — те вообще попрятались по углам, едва лицо выездного следователя стало наливаться нехорошим багрянцем. С трудом удалось извлечь одну из ее тайного убежища в чулане и приказать нести ужин.
Сидя в ожидании трапезы и с трудом успокаиваясь, судья думал: зря он все-таки не задержал расторопного геоманта! Правда, у того не иначе крылья выросли — оставалось загадкой, как он успел побывать в доме судьи и сообщить о случившемся его родне?
А потом удивительная мысль, зародившаяся в голове выездного следователя при подходе к дому, снова вернулась в облюбованную ей голову и даже более или менее оформилась. И судья совершенно явственно подумал, что все свалившиеся на него несчастья, начиная от избиения Вэня и его же пристрастия к опиуму, включая перерезание становой жилы их родового кладбища, и заканчивая беспорядками в Нинго и болезнью Сына Неба, — так вот, все эти несчастья отнюдь не случайны и, похоже, имеют своей целью любым путем не дать высокоуважаемому сянъигуну довести до конца начатое им расследование или хотя бы составить промежуточный доклад и отправить его куда следует.
Мысль была длинная и совершенно невероятная.
Судья Бао думал эту удивительную мысль, подозрительно хихикая, — ибо не может быть, чтобы «Безумие Будды» поразило Сына Неба исключительно для того, чтобы не дать выездному следователю Бао...
Принесли ужин. Судья отдал должное тушеной утке под острым соусом по-сычуанъски, с немалым удовольствием обсасывая утиные косточки и все же одновременно размышляя над предстоящим докладом.
Вот тут-то судья Бао и ощутил некое раздвоение личности: вроде бы он — все тот же выездной следователь Бао, который сидит у себя дома и ест утку по-сычуаньски; но в то же время он — еще кто-то! Этот незваный «кто-то» властно надвинулся, оттеснив судью Бао в сторону, — и перед глазами человека, который мгновение назад был выездным следователем, полыхнула сталь...
...Полыхнула сталь, и помощник цензора Е Чжу понял: засада! Не зря предупреждали и господина цензора, и его самого: не езжайте по Фучжоуской дороге, неладно там! И ведь правы оказались умные люди — еще неизвестно, случайные ли это разбойнички или...
Первый удар помощник цензора отбил вполне успешно и, не дожидаясь второго, наискось полоснул выхваченным тесаком по груди вновь замахнувшегося удальца. Разбойник захрипел, пошатнулся, пытаясь зажать ладонью разваливавшуюся на глазах рану — но в следующий момент хрипел уже и господин Е Чжу, потому что вокруг его шеи обвилась тугая волосяная петля. В глазах потемнело, а высокий худой человек с длинной косой, оскалясь, все тянул веревку на себя, но Е Чжу нашел в себе силы поднять непослушную руку вместе со ставшим непомерно тяжелым тесаком и обрушил тяжесть отточенного клинка на душившую его веревку...
— ...Веревку намыль, — коротко бросил угрюмый палач своему молодому помощнику.
— Сию минуту, господин Ши-цю, — отозвался помощник и принялся старательно выполнять указание.
Ху Сюй знал, что невиновен. Он также знал, что это никого не интересует. Приговор уже вынесен: публичная казнь через повешение. И подлец Цзо останется безнаказанным, а невиновного Ху Сюя...
Палач рывком поднял приговоренного на ноги, подвел к деревянному чурбану, над которым молодой помощник уже прилаживал свеженамыленную петлю.
— Подыми повыше, — буркнул палач. — Не видишь, какой он длинный? — Ногами по помосту скрести будет! А нам сказано: без мучений...
На глаза Ху Сюя навернулись слезы. Конечно, невинно казненному положено хорошее перерождение, но Ху Сюй совсем не возражал пожить еще в этом, нынешнем. Ему было страшно, и обидно, и жалко себя и жену с маленьким Цзи на руках, застывшим взглядом следившую, как ее любимого мужа подводят к деревянному чурбану, как ему накидывают петлю на шею, а сюцай из судейского приказа нудным голосом зачитывает приговор... Жена еще не верила, что все это — всерьез, что ее Ху сейчас не станет!
Наивная женщина!
Сюцай дочитал приговор и махнул рукой палачу. Палач шагнул ближе, взглянул в лицо приговоренному, спешно отвел глаза, развел руками — что, мол, я могу поделать? — и занес ногу,
И в этот самый момент на площадь вылетел, вздымая пыль, всадник на взмыленной (как петля) лошади. Его хриплый крик разорвал зависшую над местом казни напряженную тишину:
— Отменить! Приказано отменить казнь!
Но нога палача уже двигалась к деревянному чурбану, на котором стоял окаменевший Ху Сюй. Опора ушла у казнимого из-под ног...