Мессия очищает диск

— А-а, вот и еще один заговорщик! — радостно потер он руки.

Голубой Писец явно колебался — записывать эти слова или нет? — и решил на всякий случай записать.

— Освобождай место для следующего, — приказал дознатчик палачу, и крепыш принялся снимать с дыбы охающего распорядителя.

Судья стоял, впервые в жизни глядя на процесс допроса не снаружи, а изнутри, и покорно ждал своей очереди — а что ему еще оставалось?

Наконец конфуцианца сняли с дыбы, наскоро вправив вывихнутые суставы, и волоком потащили мимо судьи — хорошо, хоть не за ноги, как начальника уезда.

— Как сказал бы благородный учитель Кун-цзы... — Судья Бао хотел подбодрить товарища по несчастью, когда того протаскивали мимо, однако бывший конфуцианец грубо выругался, добавив сквозь зубы:

— Вот его бы сюда!.. На дыбу их, мудрецов!.. На дыбу!

— Разговорчики! — строго прикрикнул дознатчик, распорядитель немедленно заткнулся, а выездной следователь подумал, что действительно с куда большим удовольствием делил бы тюрьму и пытки с учителем Куном, чем с его неверным последователем.

Дверь захлопнулась. С судьи мигом сорвали одежду, надели освободившуюся кангу, больно прищемив при этом кожу на шее, и поставили на колени перед столом старшего дознатчика, не забыв сковать руки кандалами.

Позади возник палач с тяжелым батогом в руке.

«Батоги — с первого допроса?! — изумился Бао. — Это же вопиющее нарушение «Пыточного канона»!»

Однако смолчал.

— Итак, признаешься ли ты, мятежник и заговорщик по имени Бао Лунтан, в том, что... — донесся до него злорадный голос дознатчика, — ...выполняя обязанности судьи в городе Нинго, состоял в сговоре с начальником уезда, главным казначеем, монахом Банем, генералом Чи Шу-чжао и другими лицами, пытавшимися подло убить сиятельного принца Чжоу?

Ответа вопрос не подразумевал — такова была положенная форма зачтения обвинения, да Бао и не собирался отвечать — поэтому совершенно не ожидал обжигающего удара, обрушившегося на него.

Три удара подряд.

Тяжелым батогом.

Это было больно.

И стыдно.

И выдержать второе было куда труднее, чем первое.

— Признаешься ли ты в том, — как сквозь вату донеслось до выездного следователя, — что, используя свое положение судьи, всячески затягивал следствие и отводил подозрение от истинных виновников, сообщая Чжоу-вану через его распорядителя, который тоже был с вами в сговоре, лживые сведения?

Батог взвился и опустился.

Трижды.

— Признаешься ли ты, что составил облыжный доклад о принце Чжоу и тайком отправил его в Столицу, дабы, обвинив кровнородственного вана, покрыть истинных мятежников?

Три удара.

— Признаешься ли ты, что по поручению начальника уезда вместе с магом-мошенником Лань Даосином ездил на тайную встречу со смутьянами иных уездов, дабы передать послание начальника уезда и монаха-изменника Баня?

Три жгучих, рвущих кожу удара.

На этот раз палач не церемонился, от души хлестал.

Да сколько же пунктов будет в их обвинении?!

...Неужели все?

Чиновник молчал, и палач не спешил пускать в ход свой бич.

— Есть ли у тебя, мятежник и заговорщик Бао Лунтан, что сообщить по существу предъявленного обвинения?

— Есть! — хрипло выдохнул судья и с трудом поднял голову.

Палач глянул на дознатчика и отступил на шаг: не стоит мешать преступнику каяться!

Но на лице заплечных дел мастера отразилось нечто вроде легкого разочарования.

— Во-первых, господин старший дознатчик, я должен заявить, что вы ведете допрос с грубыми нарушениями «Пыточного канона», каковой является обязательным к исполнению всеми судебными чиновниками!

— Не пиши этого, болван! — прошипел дознатчик Голубому Писцу.

— Простите, господин старший дознатчик, но я уже записал! — испуганно ответил тот. — Замазать?

— Тогда, может быть, смутьян просветит нас в этом вопросе? — ехидно осведомился дознатчик у судьи.

— Если бы вы уделяли больше времени совершенствованию в своем деле, — едко ответил выездной следователь, — то знали бы: в первый раз гражданского преступника допрашивают без применения телесных наказаний, и лишь при непочтительном отношении к дознатчику он может быть бит плетьми — а не батогами! — и то не более семи ударов! Если же преступник упорствует в течение пяти дней, то ему назначают регулярное наказание плетьми, до двадцати ударов в день. В следующие пять дней преступника дозволяется бить тяжелыми батогами; дальше идет битье батогами с зажиманием пальцев в тиски, подвешивание на дыбу, пытка горящим веником...

О дальнейшем судье говорить не хотелось, и он умолк.

Голубой Писец увлеченно чиркал кисточкой.

— Записал? — поинтересовался дознатчик.

— Записал! — гордо подтвердил писец.

— Положи отдельно. В протокол не включай, но и не выбрасывай — пригодится.

И снова обернулся к судье Бао.

Палач же смотрел на выездного следователя с нескрываемым уважением.

Впрочем, уважаемый палачом сянъигун этого не видел.