Знакомое гнусавое хихиканье эхом прокатилось где-то в самой сердцевине Лабиринта, следом за ним послышался глухой грохот и сухой треск, какой бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево, но Змеёныш Цай уже не слышал этого.
Он нёс по лестнице мальчишку с лицом деревенского дурачка и глазами, похожими на две ледышки.
Когда они были уже на самом верху, эти глаза открылись.
4
…Ливень наполнил до отказа все кухонные бочки, предусмотрительно выставленные во двор. Но преподобного Фэна — повар как ни в чём не бывало перед самым восходом объявился в своих чревоугодных владениях — дождевая вода чем-то не устроила.
И он мигом погнал Змеёныша Цая к источнику, вооружив коромыслом и парой объёмистых бадеек.
Самым простым способом раздобыть воду было пробежать через растущую неподалёку сосновую рощу, которая некогда и дала название знаменитому монастырю,[30] и вскоре оказаться близ разбивающегося о камни небольшого водопадика, дарующего прохладу в зной, но в здешней обители очень не любили простые способы достижения чего бы то ни было. Тем более что и сам водопад был не простой, а освящённый в прадавние времена самим Сыном Неба, императором Сяо Вэнем, и вследствие несомненной святости этой воды в ней запрещалось даже купаться — не то что бадьями таскать.
Вот и бегал Змеёныш по ста тридцати шести ступеням к дальнему ключу.
Каждые три ходки он останавливался на полдороге и тщательно брызгал на обнажённое до пояса тело водой, а приближаясь к кухне, начинал спотыкаться и тяжело дышать. Такому юноше, как он, не вошедшему ещё в полную мужскую силу, должен быть в тягость путь к источнику и обратно, особенно по жаре и с тяжёлым коромыслом на плечах. И неважно, что все обитатели Шаолиня, включая повара Фэна, предаются сейчас рассветной медитации — если на чём и ловятся лазутчики, так это на самых ничтожных мелочах!
«И ещё на добрых поступках», — зло подумал Змеёныш, в очередной раз подбегая к источнику и ещё издалека видя там знакомую детскую фигурку.
Вчера, когда он оставлял только-только пришедшего в себя Маленького Архата у входа во второй сэнтан, Цай очень надеялся, что ребёнок его не запомнит.
Запомнил, проклятый!
И кстати — почему он не медитирует вместе со всеми?!
Что это за поблажки?!
Малыш посмотрел на подбегающего Змеёныша своими льдистыми глазками, прикусил сорванную травинку крепкими, выпирающими вперёд зубами и заявил ни с того ни с сего:
— Через два-три дня тебя вызовет к себе патриарх. Понял, дубина?
Не ожидающий подобного начала Змеёныш чуть не уронил коромысло.
— Будет беседовать с тобой. — Мальчишка жевал травинку и говорил словно даже и не со Змеёнышем, а с самим собой. — Вопросы задавать станет, так ты не хитри и не умничай. Выгонит. Если ударит — закройся, но не до конца. Вроде как от испуга. Впрочем, до конца ты и не сможешь… ну да ладно, не о том речь.
Маленький Архат ненадолго замолчал, а Змеёныш оторопело смотрел на своего собеседника.
На самом деле он не был столь уж удивлён словами Маленького Архата — и не потому, что ожидал чего-либо подобного. Просто Змеёныш разучился удивляться ещё тогда, когда нынешнее перерождение мальчишки не то что не началось, а даже ещё и не было задумано.
Но личина Цая почти всегда требовала удивлённо раскрытого рта и часто-часто моргающих глаз, так что это стало его второй натурой.
Некоторые уже неживые люди могли бы подтвердить: да, стало и в своё время производило большое впечатление.
— Чаю тебе предложит, — продолжил после паузы монах-ребёнок. — Да не моргай ты, а слушай! Чаю, говорю, предложит — так ты не бери, а взял, так не пей! Понял?! Обвинят в незнании этикета и животной грубости, после чего выпрут взашей! Отойди себе смирненько в уголок, там тумба стоит, с фигурками и бумажными деньгами… ну, низенькая такая!..
— Алтарь предков, — машинально поправил Змеёныш, на этот раз действительно удивясь: не столько тому, что малыш так осведомлён в делах патриарших, сколько его последним словам про алтарь предков.
Да любой сопливый мальчишка в любом селении никогда не скажет про известное с рождения священное место: «Тумба… с фигурками и бумажными деньгами…»
— Точно, — обрадовался Маленький Архат, выплёвывая свою травинку Змеёнышу под ноги. — Короче, поставишь туда чашку, поклонишься, после повернёшься и поклонишься ещё и патриарху. Потом жди. Выпьет глава Шаолиня свой чай — считай, всё у тебя в порядке, можешь зваться монахом. Дошло?
— Дошло, — кивнул Змеёныш. — А что ж это ты, преподобный…