Мессия. Том 1

Я ездил на все дискуссии в стране — где бы они ни происходили, в любом университете, — представляя свой университет. Я собрал столько грамот и кубков, что единственной проблемой моей матери было: «Куда складывать весь этот ненужный хлам, который ты продолжаешь приносить домой? Тебе нужен отдельный дом только для хлама!»

Мои профессора были счастливы, мое начальство было счастливо — их учреждения становились известными, грамоты целой страны приходили в их школы. Начальник сам проводил меня в студию к фотографу, потому что они хотели дать публикацию в газеты и журналы, чтобы показать, что, наверное, нет студента, собравшего столько грамот и кубков.

Он был очень правильным человеком. Все у него было правильным — он даже брился дважды в день.

Когда мы приехали в студию и фотограф все приготовил, начальник взглянул на меня и сказал: «Без пуговиц?»

Я сказал: «Вы хотите мое фото или свое собственное? Я очень неправильный человек».

Но он сказал: «Мы можем немедленно найти пуговицы для вас… пиджак или что-нибудь, чтобы прикрыть это».

Я сказал: «Тогда почему бы вам, не сесть тут — кто меня знает? — и не сделать свое фото. Мое фото должно быть моим фото, а я никогда не пользовался пуговицами».

Он сказал: «Вы странный. Почему же вы не пользуетесь пуговицами?»

Я сказал: «Я обожаю прохладный ветерок, проходящий по моей груди. Я терпеть не могу пуговиц!»

Я сказал: «Решайте быстро; иначе я ухожу».

Он сказал: «Нет, не уходите, — будь по-вашему. Однако вы странный парень».

Я сказал: «Я не странный парень, я — просто я. Это вы — странный парень, навязывающий свою идею пуговиц мне! Приберегите ваши пуговицы для себя, своих детей и их потомков».

Времена изменились. Люди, у которых есть авторитет, у которых есть хоть какая-нибудь власть, стараются вам что-то навязать. Но эти невинные крестьяне, садовники, мужчины и женщины сказали Альмустафе:

Мы так любили тебя. Но мы бессознательные люди, и только сейчас мы вспоминаем, что любили тебя всегда, однако это было глубоко в бессознательном. Мы не могли высказать тебе этого, ведь мы и сами не осознавали. Пришел твой отъезд — и столько всего всплыло на поверхность в наших существах. Твоя реализация — это не только твоя реализация; что-то произошло со всеми нами.

Мы так любили тебя.

Но молчалива и скрыта покровами была наша любовь.

Покровы за покровами — мы сами не осознавали. И вот когда мы осознаем, мы можем вспомнить, что даже если бы мы осознавали прежде, то не смогли бы облечь нашу любовь в слова — Но молчалива была наша любовь…

А сейчас она громко взывает к тебе и открыто встает пред тобою. Только подожди чуть дольше, задержись совсем немного среди нас, так чтобы ты стал для нас зеркалом, и мы смогли увидеть себя и свои скрытые сокровища, а наша любовь могла быть выражена. Если не в словах, то в действиях, но дай нам время проявить ее к тебе; иначе что ты подумаешь? Двенадцать лет ты жил среди нас, и никто даже ни разу не сказал: «Я люблю тебя». Но теперь все переменилось.

Всегда было так — глубина любви не познается раньше часа разлуки.

Это слова такого огромного значения:

Всегда было так — глубина любви не познается раньше часа разлуки.

Есть прекрасная история. Гаутама Будда объявил, что собирается умирать — то же самое, его корабль прибыл. И он спросил: «Прежде чем я оставлю вас, есть ли у вас какие-нибудь вопросы?»

Только один человек среди десяти тысяч саньясинов задал вопрос — со слезами на глазах — и это был его собственный брат, его старший брат Ананда. Ананда прожил с ним сорок два года, днем и ночью, почти как тень, следуя за ним. Он спал в его комнате, он гулял с ним. Никто не был так близок ему, как Ананда, и только у него был вопрос. Другие сказали: «Ты давал нам так много, мы не будем беспокоить тебя вопросами в этот миг разлуки. Просто позволь нам тихо посидеть».

Но Ананда спросил: «А как же я? Сорок два года я был с тобой. Другие, пришедшие позже и не прожившие так долго с тобой, стали просветленными, а я до сих пор не просветлен. И вот ты уходишь».

Будда сказал: «Не беспокойся. Как только я оставлю тело, в течение двадцати четырех часов ты станешь просветленным».

Ананда сказал: «Мне непонятна такая арифметика — сорок два года с тобой, и я не стал просветленным, а двадцать четыре часа без тебя, и я стану просветленным?»

Гаутама Будда рассмеялся и сказал: «Ананда, из-за того, что ты был так близок ко мне, и к тому же мой старший двоюродный брат, ты начал воспринимать меня как само собой разумеющееся. Только разлука, только моя смерть сможет пробудить тебя. Меньшее чем это — не даст результата. Я испробовал все, но ты думал: он со мной, он мой брат и безусловно позаботится о моем просветлении!., и будучи рядом столь долго, ты совершенно забыл. Очевидное всегда забывают, это человеческая склонность — забывать то, что имеешь. Ты вспомнишь только в момент разлуки».