Раньше я путешествовал по всей стране, почти двадцать лет непрерывно. У меня был старый портной, который готовил для меня одежду. Я сказал ему: «У меня есть срочный заказ — на этот раз, пожалуйста, не поступай как портной! Мне нужна готовая одежда через шесть дней, потому что на седьмой день я уезжаю из города».
Тот старый портной посмотрел на меня и сказал: «Я не возражаю. Она будет готова. Но погляди на мир: Бог создал его за шесть дней, и что за беспорядок в нем! То же самое будет с твоей одеждой, но говорить будет поздно».
За шесть дней, все это существование?
Я говорю вам, что созидание — это непрерывность, седьмой день никогда не приходит. Вы видели выходной у деревьев, выходной у рек? В воскресенье, которое является днем Солнца, оно не должно восходить; это выходной. Даже Бог отдыхал, почему же бедное Солнце должно все восходить и восходить?
Сущее — это непрерывное созидание. Оно не было создано никем, оно
Альмустафа совершенно прав:
Человек несчастен и будет оставаться несчастным из-за того, что он утратил контакт с созидающими силами, которые дали ему рождение, которые сохраняют его в живых. Он стал пустым. Кажется, он получит удовольствие скорее от отдыха в могиле, чем от труда, творчества и танца со всем сущим.
Мы получили столь прекрасное существование с такими восхитительными временами года. Осенью, когда с деревьев начинают опадать листья, вы слыхали пение? Когда ветер проходит сквозь мертвые листья, покрывающие землю... даже мертвые листья не настолько мертвы, насколько мертвым стал человек; они все еще могут петь. Они не жалуются, что дерево сбросило их. Они следуют природе, куда бы она ни повела. И это путь подлинно религиозного сердца: ни жалобы, ни недовольства — просто блаженное бытие во всем, что сущее дало вам — чего вы не просили, чего не заработали.
Вы танцевали под дождем? Нет, вы придумали зонтики. И не только от дождя... вы создали много зонтиков, чтобы оградить себя от постоянного созидания сущего.
Когда я был студентом в университете, всякий раз, когда надвигался дождь, у меня была полная уверенность, что я должен оставить класс, и даже моим профессорам стало ясно, что «во время дождя его не остановить. Он уйдет».
Я отыскал самую уединенную улицу с высокими деревьями, достигавшими и касавшимися облаков. На этой тихой и пустынной дороге было лишь несколько бунгало, принадлежавших профессорам, деканам и проректору. Это было тихое место и уличный тупик.
Последнее бунгало принадлежало заведующему кафедрой физики. Его семья уже привыкла к тому, что если я здесь, дождь обязательно пойдет, а если идет дождь — обязательно появлюсь я. Для семьи мы стали нераздельными.
Вся семья обычно смотрела: «Что это за странный мальчик?» Намокший под проливным дождем, пляшущим ветром... а поскольку это был тупик, я обычно оставался под деревом столько, сколько продолжался дождь. Семье, конечно, было любопытно. Они хотели узнать, «что это за мальчик». Но заведующий кафедрой физики заинтересовался мною по другим причинам. Он был любителем книг и всегда находил меня в библиотеке. Случались дни, когда только мы вдвоем и были в библиотеке.
Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «Вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».
Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».