— Я сейчас поясню, с какой целью я это сделала — она очень проста. В скандале с компанией «Котзиш» замешан печально известный Ленс Ларк. Когда мы слышим слово «Котзиш», мы тотчас же настораживаемся.
— Понятно.
— Так почему все-таки вы скупаете акции «Котзиш»?
— Это определенный тактический маневр, в котором абсолютно нет ничего постыдного. Если я объясню причину, по которой я это делаю, вам, то вы расскажете об этом отцу, он поделится еще с десятком коллег, и я окажусь в затруднительном положении.
Жердин взглянула на противоположную сторону площади, затем произнесла:
— И вы не связаны с Ленсом Ларком?
— Никак. Но даже если бы и был связан, я вряд ли об этом распространялся бы.
Жердин как-то неопределенно пожала плечами.
— У меня такое впечатление, что вы очень серьезно его опасаетесь.
— Как и вы тоже.
— На то существуют очень веские причины. Он у нас здесь как кость в горле. Честно говоря, у нас уже был хотя и небольшой, но крайне неприятный инцидент, в котором оказался замешан Ленс Ларк. Он, разумеется, дарсаец до мозга костей и рейчпол в придачу. Вам знакомо это слово?
— Оно означает «изгой».
— Нечто в этом духе. Дарсайцы в торжественной обстановке отрезали у преступника одно ухо.
— Я отрезал другое, — скромно произнес Герсен. Жердин неожиданно вздрогнула.
— Что вы сказали?
— За какое преступление Ленсу Ларку пришлось поплатиться ухом?
Жердин вздернула подбородок и сомкнула губы, всем своим видом показывая, что для воспитанной метленской девушки совершенное Ленсом Ларком преступление таково, что не передается словами и вообще невообразимо.
— Подробности мне не известны. [2]
А вот вы так до сих пор мне ничего и не сказали.Герсен поднял бокал и, прищурившись, стал пристально смотреть сквозь грани хрусталя.
— Действительно, с представителем «Ченсет-банка» я немногословен и уклончив. Кому-нибудь другому, кто мне понравится, кто заденет за струны моей души, пленит меня своим обаянием, я мог бы рассказать об очень и очень многом.
Жердин снова вздернула подбородок.
— Вы, безусловно, дерзки и не в меру развязны. — В голосе ее Герсен, однако, не отметил ни прежней безапелляционности, ни язвительных интонаций. Затем, подумав немного, девушка добавила. — Я, пожалуй, совершенно правильно поступила, пожаловавшись на вас сегодня несколькими часами ранее.
— Вы совершенно неправильно истолковали выражение на моем лице. Я оторвал взор от письма, содержание которого меня развеселило, и вдруг увидел вас, но у меня даже в мыслях не было «бесстыдно разглядывать», ни тем более «плотоядно ухмыляться». А затем я увидел вывеску «Ченсет-банка» и зашел туда, чтобы переговорить о покупке акций, но был сразу же оттуда выдворен.
Выражение оскорбленного достоинства теперь уже почти сошло с лица девушки.
— Ну, а что вы в таком случае скажете насчет «Диндар-Хауза»? Вы ведь именно из-за меня туда последовали?
— Да как же такое возможно? Я побывал там еще до того, как впервые вас увидел.
— Ну… Может быть. Но даже и сейчас во всех ваших высказываниях можно заметить чисто личные ощущения и оценки.
— Ничего не могу с собою поделать — мне действительно очень приятно глядеть на вас и беседовать с вами.
— Пожалуйста, больше не утруждайте себя комплиментами. — Жердин решительно поднялась. — Вы действительно очень странный человек. Никак не могу решить, как быть с вами.
Герсен тоже поднялся из-за стола.
— При более близком знакомстве вы, возможно, станете ко мне относиться не столь скептически.
— У нашего знакомства нет будущего. Если вы перейдете дорогу Ленсу Ларку, он велит вас убить.
— Он пока что еще не догадывается об мне. У меня еще есть время.
— Вряд ли. Я возвращаюсь на Метлен сразу же после динклтаунского хадавла. Удастся ли вам сохранить жизнь до этого времени?
— Очень надеюсь. Увижу ли я вас до вашего отъезда?
— Не знаю.
Жердин вернулась к друзьям, которые все это время скрытно за нею наблюдали и сразу же забросали вопросами. Жердин отвечала на них рассеянно. Вскоре вся группа удалилась в сторону гостиницы «Сферинда».
Кора опустилась совсем низко на бледно-голубом небосводе Дарсая, затрепетала на линии горизонта, покраснела и сплющилась, затем быстро исчезла, оставив лимонно-желтое послесвечение. Вытянувшиеся в несколько рядов на сотни миль к северу и югу перистые облака стали пунцовыми, затем пурпурными, затем исчезли. С наступлением темноты воздух в пустыне быстро охлаждался. Водяные завесы Сержеуза пошли на убыль, и вскоре лишь случайные капли падали с краев огромных зонтиков, зато без всяких помех между куполами стал гулять легкий вечерний бриз. Как только прекратился шум падающей с большой высоты воды, в странную тишину погрузился Сержеуз, а дарсайцы в белых одеяниях превратились в загадочные существа из легенды.