— На одной из конференций во время перерыва мы пили чай в гостевой комнате, он подсел, о чем-то мы заговорили, а потом он спросил, нет, даже не так, просто бросил фразу, типа того, мол, молодец, что уговорил Сергея Мироновича перевести Мильду к Пылаеву. Я сделал удивленное лицо, даже спросил: кто такая Мильда? Он засмеялся и ничего больше не сказал. Я хотел было тебе рассказать, но потом подумал: а что, собственно, пересказывать, если об этом даже в твоем секретариате сплетничали, естественно, он знал. А уж кто, когда, чего, это не имело значения.
— Да, это действительно выеденного яйца не стоит, меня другое беспокоит: если они передают Кобе только эти сплетни, тогда одно, но если кабинет можно откуда-то прослушивать, то это никуда не годится.
— Надо еще раз проверить, только и всего, — сказал Чудов.
— Найди мне акустика со стороны и как-нибудь ночью приведи его, пусть обследует, — попросил Киров.
Через несколько дней Чудов нашел одного морского офицера, который считался одним из лучших спецов по акустическим приборам. Чудов привел его к Кирову. Морской спец проверил, простучал все стены и двери кабинета, но не нашел «акустической дыры», которая давала бы возможность прослушать разговоры, здесь происходящие. Но Сергей Миронович твердо заявил, что утечка сведений из этой комнаты происходит.
— Тогда возможен лишь один способ: кто-то подслушивает ваши разговоры с помощью диктографа, — предположил офицер.
Киров попросил пояснить.
— Это такой звукозаписывающий аппарат, — ответил акустик. — Здесь, в вашем помещении, где-то находится замаскированный микрофон, а в соседней комнате устанавливается аппарат для прослушивания и записи. Я, когда стажировался в Германии, видел эти диктографы.
Киров попросил офицера поискать микрофон, и вскоре акустик нашел его за вентиляционной решеткой. Провод скрыто выходил в соседнюю комнату, где находились столы секретарей, и был подсоединен к радиорозетке. Но самого диктографа в секретарской они не нашли. Радиорозетка находилась рядом со столом помощника Кирова Гудовичева. Его в секретариате все любили. Инвалид гражданской, он жил одиноко, без семьи, и Киров относился к нему с безграничным доверием.
— Он постоянно задерживался, а иногда даже оставался ночевать, — напомнил Чудов.
— Да, — задумавшись, согласился Киров. — Но он всего себя отдавал делу, и мы разрешали ему даже то, что не позволялось секретарям: оставаться в обкоме на всю ночь. Я не могу поверить, что это он шпионил за мной! Надо его допросить немедленно!
Киров вдруг вспомнил то странное поведение Гудовичева, когда должна была прийти Мильда, и он попросил его идти домой. «Видимо, он хотел записать тогда наш разговор, а я его вспугнул», — подумал Сергей Миронович.
— Если он опытный агент, то никогда не признается, а только затаится после таких событий, — сказал акустик.
— Что же делать? — спросил Киров.
— Вы хотите выследить своего шпиона?
— Я хочу прекратить эти сеансы подслушивания! — сказал Киров.
— Это просто. Вы крепите к вентиляционной решетке плотную заглушку, и наступает полная тишина. Второе: что у вас в соседней комнате?
— Секретарская, — ответил Киров.
— Очень хорошо. После ухода секретарей она опечатывается, ключ хранится у охраны или в другом надежном месте, так, чтобы туда никто не мог проникнуть, а днем вряд ли кто-нибудь рискнет этим заниматься…
— А мы уже в первом часу ночи с тобой говорили! — вспомнил Чудов. — В Сестрорецк ездили, помнишь? И Гудовичев, кажется, был в секретарской… Да! Точно! Я, уходя, заглянул и даже удивился тому, что он сидит за своим столом.
Киров кивнул.
— Или пусть охрана там сидит днем и ночью, — предложил офицер-акустик. — А больше ваши шпионы нигде не смогут поставить микрофон. Для этого нужно проводить специальные работы, вскрывать стену, а без вашего согласия, я надеюсь, подобные вещи не делаются?
— Пока еще нет, — усмехнулся Киров.
Когда офицер ушел, Сергей Миронович долго сидел, задумавшись, а потом вдруг сказал: «Теперь я понимаю, откуда о н все про нас знает!» Чудов посоветовал Кирову не поднимать шума.
— Все это обязательно дойдет до Сталина, — сказал Чудов. — И он воспользуется этим громким происшествием в своих целях: уберет Медведя как не обеспечившегося должной охраны, затаскает всех нас по следствиям и обязательно найдет врагов, но тех, с кем давно мечтает сам расправиться.
Сергей Миронович согласно кивнул. Потом поморщился, стукнул кулаком по столу.
— Я понимаю, когда мы подслушиваем разговоры врагов, оппозиционеров, но зачем следить за своими, подслушивать разговоры своих! Зачем?! — воскликнул Киров.
— А потому, что своим о н не доверяет еще больше, — тихо проговорил Чудов.
Киров метнул на Чудова недоуменный взгляд, и в глазах Михаила Семеновича невольно промелькнул испуг: фраза, высказанная им, была слишком крамольной.
— Не хотелось бы в это верить, — пробормотал Сергей Миронович. — Но ты прав, поднимать шума не стоит.