Месть

Однажды они увидели на горизонте дымок корабля. Харден немедленно убрал паруса и рефлектор радара, словно беглый преступник, опасающийся, что его местонахождение может быть раскрыто. Это был единственный увиденный ими корабль, потому что в поисках попутного ветра они удалились далеко на запад от судоходных линий. Но к облегчению примешивалось одиночество: казалось, что Ажарату этого не замечает, но Харден в конце концов сдался. Используя свои фальшивые позывные, он направил вызов Майлсу через международную радиорелейную станцию в Кейптауне. Израильтянин откликнулся на рассвете.

Харден спросил Майлса о том, где находится «Левиафан». Оказалось, в сотне миль к западу от его обычного маршрута, что было очень кстати; но на самом деле он просто хотел услышать голос Майлса как доказательство того, что они с Ажарату все еще существуют на свете и что из-за ошибок в навигации их не занесло в море мрака на краю земли.

Глава 15

Главный инженер проснулся в темноте, хватаясь за края матраса и не понимая, что изменилось в его мире. По его спине побежали мурашки, и он потянулся к выключателю.

— Боже! — выдохнул он вслух.

«Левиафан» качался.

Корабль наклонился на один бок, затем на другой — движение едва ощутимое, но ошеломляющее одним своим фактом. Главный инженер провел на борту танкера двенадцать дней, и корабль впервые перестал быть равниной, плоской и прямой, как горизонт.

Спутники погоды, как всегда, оказались правы. Шторм, зародившийся около мыса Горн, стремительно мчался через Южную Атлантику. Он был достаточно силен, чтобы поднять в океане такие волны вдали от своего центра.

Когда колокол подал сигнал к завтраку, «Левиафан» качался уже ощутимее, и длинные коридоры в жилой надстройке поднимались и опускались, как качели. На пути в обеденный салон главному инженеру пришлось подниматься по склону, который постепенно становился ровным, а затем превращался в спуск.

К тому времени, когда он заканчивал завтрак, его обоняние чрезвычайно обострилось; его мутило от крупинок сала в колбасе, а кофе отдавало кислятиной. Главный инженер слишком поздно распознал знакомые признаки морской болезни.

Он поспешил в крыло мостика, на свежий воздух. Там было холоднее, чем вчера. Очень-очень далеко на западе маячили, как скалы, большие неподвижные тучи с верхушками в форме наковальни. Воздух был ясным и очень холодным, вода — темно-синей, почти черной, и солнечные лучи падали косо, как зимой, не неся с собой тепла. Ровная поверхность моря дрожала, как желатин, — подводные валы один за другим мчались с юго-запада и все сильнее раскачивали высокий и пустой танкер.

Главный инженер лежал в постели, зная, что нужно подняться и выслушать доклады подчиненных. Воздух в помещении был сперт от запаха масла. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и поднялся, чтобы идти на вахту. Внезапно его желудок сотрясло спазмами, и он бросился в ванную.

Качка все усиливалась, и на следующий вечер, когда главный инженер почувствовал себя достаточно здоровым, чтобы пойти на обед, стюарды поливали скатерти водой, чтобы по ним не скользили тарелки.

Капитан Огилви осведомился о его здоровье. В голосе капитана звучало неподдельное сочувствие. Но главный инженер приписал это всеобщему облегчению от того, что сумасшедший доктор со своей яхтой остался за кормой и через четыре дня им предстояло миновать Кейптаун. Длинный переход в семнадцать дней завершится; еще через две недели они будут в Персидском заливе.

После обеда разговор зашел о погоде. Инженеры и младшие техники ушли, но главный инженер остался с Огилви и палубными офицерами, которые разговаривали о надвигающемся шторме. Он любил наблюдать, как люди используют информацию, которую им сообщают его электронные приборы.

Огилви послал кадета на мостик за последними картами погоды, и, когда карты принесли, офицеры расстелили их на кофейном столике в гостиной и собрались вокруг. Капитан обратил их внимание на изобары, которые показывали, что циклон продолжает углубляться, быстро перемещаясь на восток от места, где в последний раз зафиксировали его местонахождение, — в 1400 милях точно к западу от Кейптауна.

Огилви проследил путь циклона на каждой из карт своим толстым, сморщенным пальцем и сказал:

— Южноатлантический антициклон ничуть не уменьшил его скорости. Но теперь он по каким-то причинам остановился.

— Мощный антициклон у мыса Доброй Надежды, — заметил первый офицер. — Тысяча тридцать миллибар.

— Думаю, что циклон останется на месте, пока мы не минуем его, или, возможно, отойдет к северу, — добавил второй офицер.

Первый офицер взял спутниковую фотографию и стал рассматривать огромное атмосферное завихрение.

— Что, плохо? — спросил главный инженер.