Месть Адельгейды. Евпраксия

— А чего ж дразниться-то, ваше благородие? Девушка вы видная, всё при вас, неужели же их величество не потянет на сладенькое? Да как пить дать потянет. Вот увидите, что не вру.

— Я в отчаянии, Марта. Лучше вправду смерть.

— Ас другой-то стороны — на каких условиях? Если денег даст, в шёлк и бархат оденет да ещё выдаст за какого-нибудь благородного дворянина, почему бы нет?

— Ты с ума сошла! А позор? А слухи?

— Да, позор — конечно. Но с другой-то стороны — если денег много, можно и позор пережить.

— Дура, замолчи! Прочь пошла отсюда! Жирная свинья. Я не продаюсь — ни за что, никогда, сколько б денег ни посулили.

— Это дело ваше. Но уж если всё равно обесчестят, то за деньги-то лучше, нежели бесплатно...

Генрих посетил пленную боярышню на другие сутки. Фёкла видела германского императора во второй раз в жизни, и её опять поразила бледность лица монарха, резче проявлявшаяся в сочетании с абсолютно чёрными длинными волосами; а глаза сверкали нездоровым, лихорадочным блеском. Венценосец сел, живо улыбнулся, сделал жест рукой, приглашая собеседницу тоже сесть. И спросил негромко:

— Хорошо ли за вами ходят, есть ли жалобы?

— Жалоб нет. Просто взаперти плохо.

Он пожал плечами:

— Я не спорю! Ясно, нелегко. Но не вы ли добровольно пошли на муки, чтобы выручить свою госпожу? А за каждый такой поступок надо держать ответ... — Государь посмотрел в камин, где поленья потрескивали и щёлкали в пламени. — Тем не менее я готов забыть... причинённую мне досаду... если вы дадите согласие сделать то, что я пожелаю.

Думая о «Пиршестве Идиотов», Фёкла похолодела. И едва пошевелила губами:

— Что вы пожелаете, ваше величество?

Самодержец вытянул к огню ноги и ответил просто:

— Сделайтесь маркграфиней фон Штаде.

Русская едва не лишилась чувств.

— Я? Фон Штаде?! — И она затряслась от ужаса. — Неужели Опраксушки моей нет в живых?

— Да Господь с вами, отчего вы решили? — поразился монарх. — Евпраксия, а точнее, теперь Адельгейда, в полном здравии и живёт в согласии со своим супругом, Генрихом Длинным. Но подрос его младший брат — Людигеро-Удо. Если вы не станете возражать против свадьбы с ним, то не только поучите от меня свободу, но и сделаетесь полноправной хозяйкой всей — я подчёркиваю: всей! — Нордмарки.

Фёкла машинально провела ладонью по лбу, словно проверяя, нет ли у неё жара, и растерянно посмотрела на императора:

— Как сие возможно?

— Пусть формальности вас не беспокоят. Главное — согласие. Независимость и богатство, многочисленные владения и блестящее положение в обществе — вот цена вашему ответу «да».

— А Опракса? Я хотела сказать — Адельгейда? Где она окажется в этом случае?

Генрих с удовольствием произнёс:

— О, Адель!.. Адельгейда не пропадёт. Уж поверьте мне как главе Священной Римской империи! Я её возвеличу так, как не снилось ни одной киевлянке!

Девушка по-прежнему сомневалась. Видя это, государь раскрыл карты полностью. Он воскликнул с чувством:

— Или, может, вы не хотите, чтобы ваша подруга стала императрицей?

У Мальги задрожали пальцы, и она их спрятала под накидку. Отдышавшись, спросила:

— Как — императрицей?.. А её величество Берта?

Венценосец поморщился:

— Я с ней развожусь. Если Берта вообще дотянет до развода. При её-то тучности...

— Право, я не знаю, ваше величество. Это неожиданно...

— Быстро отвечайте: да или нет?

Русская молчала, понурившись. Самодержец поднялся, бросил на ходу:

— Хорошо, подумайте. Я даю вам время до завтра. — И направился к двери.

— Я согласна, — раздалось у него за спиной.

Повернув голову, император с усмешкой посмотрел на боярышню:

— Вы согласны?

— Да.

— Что ж, отлично. Поздравляю с правильным выбором. Нынче же напишу письмо Генриху фон Штаде с предложением женить его младшего брата. Я уверен: он не сможет отказать императору! — И, расплывшись в улыбке, государь вышел.

А Мальга, упав на колени, заломила руки и прошептала:

— О, Святая Мария! Вразуми меня! Помоги не наделать глупостей!

Там же, 1086 год, зима

Миссию возглавил сам епископ Бамбергский — Рупрехт. Вместе с ним в Штаде прискакали шестеро рыцарей из ближайшего окружения кесаря. Вся семёрка сразу была принята маркграфом у него во дворце.

Порученец монарха передал хозяину замка скрученный в рулончик пергамент и почтительно склонил голову. Молодой человек ответил церемонным поклоном. Предложил гостям сесть, развернул послание и предался чтению.

Зала была просторна, потолки высокие, с тёмными, незакамуфлированными балками. По стенам, наряду с коврами, размещалось рыцарское оружие — сабли и мечи, булавы с ребристыми гранями и топорики, круглые щиты и фрагменты лат. Над огромным разожжённым камином были приколочены головы животных — чучела трофеев графской охоты. А внизу, у огня, грелись три крупные борзые собаки и внимательно наблюдали за незнакомцами.

Отложив пергамент, повелитель Нордмарки сухо произнёс: