Месть Адельгейды. Евпраксия

Только что меня известили о готовящемся заговоре против тебя. Преподобная Адельгейда сообщает мне, что её бесноватый братец вознамерился помешать вашей свадьбе, выкрасть киевлянку, взявшую себе в католичестве имя Аделъгейды, заточить её в Гарцбурге и держать взаперти до тех пор, пока его антипапа не благословит развод императора и императрицы, дабы сочетать затем Генриха IV с великой княжной. Но усердным монашкам удалось тайно вывезти дочку Всеволода из монастыря и укрыть надёжно. Прихвостни короля её ищут. Берегись! Жизнь твоя в опасности. Появляться в Кведлинбурге нельзя. Отправляйся в Хильдесгейм и жди меня там. Если мне удастся, я туда приеду вместе с твоей невестой, и вы обвенчаетесь. Да хранит вас Всевышний!

Любящая тебя Ода фон Штаде».

Кожа у маркграфа, как у многих рыжих, отличалась тем, что краснела в одно мгновение. Он стоял разгневанный, с алым искажённым лицом, его трясло.

— Негодяй, — шевелил губами жених. — Грязная свинья. Пусть дотронется только до моей княжны — я его убью этими руками. В деле чести не бывает синьоров и их вассалов, мы уже на равных! — Он свернул письмо, одарил посыльного золотой монетой и сказал одному из своих оруженосцев: — Прикажи седлать. Скачем в Хильдесгейм. Если три дня спустя Евпраксию не привезут, я поеду отнимать её силой!

...Император тем временем, обыскав с подручными все монастыри в Кведлинбурге и окрестностях, где могли бы скрывать киевлянку, и не обнаружив её, был разгневан не меньше своего тёзки. Он вернулся в обитель к сестре Адельгейде и, не слушая причитаний монашки-привратницы, семенившей следом, ринулся в покои матери-аббатисы. Пнув ногой дубовую дверь, самодержец возник на пороге кельи — яростный и неукротимый, с прядями волос, слипшимися от пота на лбу. Настоятельница поднялась и попятилась.

— Отвечай, паскуда, — глухо произнёс венценосец, и щека его нервно дёрнулась. — Где княжна? Где вы прячете её от меня, дьявол вас возьми?!

Преподобная возмутилась:

— Как вы смеете выражаться в святых чертогах? Прочь ступайте, я не допущу...

— К чёрту — и тебя, и чертоги! — оборвал её брат. — Если ты не скажешь, я отдам всех твоих монашек на поругание молодцам из моей гвардии. Это не пустая угроза. Ты меня знаешь.

Сделавшись как мел, Адельгейда пробормотала:

— Вы покроете позором наш великий род... отвернёте от нас честных христиан...

— Удальрих! — крикнул государь. — Удальрих, ко мне!

В коридоре послышалось топанье, и фон Эйхштед, с грязными разводами на мокром лице, с вытаращенными глазами и всклокоченной шевелюрой, появился за спиной Генриха IV.

— Представляете, Удальрих, — обратился к нему император, — эта сучка, моя сестрица, не желает открыть местонахождение киевской малютки... Очень, очень жаль! В наказание мы устроим здесь Ночь Любви со христовыми невестами... Не забудьте про карлика Егино: он получит на осквернение саму аббатису!

Рыцарь захохотал, широко раскрыв пасть.

— Стыд! Позор!.. — заслонила лицо руками бывшая принцесса. — Вы тиран и варвар... полное ничтожество...

— Стойте! — неожиданно прозвучал ровный женский голос. — Отмените свой бесчеловечный приказ. Я скажу вашему величеству, где находится русская.

Все взглянули на боковые двери: там стояла Эльза Кёнигштайн, сухощавая и бесстрастная. Складки кожи, шедшие от её ноздрей к подбородку, выглядели, как два пересохших русла ручьёв.

— Умоляю, не делайте этого, дорогая! — заливаясь слезами, попросила сестра самодержца. — Лучше бесчестье, чем насилие над несчастной девушкой!

— Почему насилие? — возразила Эльза. — Стать императрицей — разве не благо для неё? Мы не вправе прекословить августейшей особе. Все его желания священны для каждого подданного.

Генрих улыбнулся:

— Браво, браво! Где же киевлянка? Говорите скорее.

— В гроте Святого Витта, что в семи вёрстах от нашего города. Вам любой крестьянин покажет.

— Знаю, я бывал там! — вспомнил Удальрих. — Мы доскачем туда менее чем за час!

И мужчины, громко звякая шпорами, задевая стены ножнами мечей, быстро удалились.

— Боже мой! — произнесла аббатиса с горечью, медленно садясь. — Что же вы наделали, неразумная?

— Ничего такого, — сжала её запястье Кёнигштайн. — Просто слегка исказила истину: к этому моменту наших с вами воспитанниц в гроте Святого Витта быть уже не должно.