Месть Аскольда

— Батенька, — княгиня, стараясь придать взгляду как можно большую нежность, посмотрела на князя, — что с тобой случилось? Ты сам не свой. Второй день почти ничего не ешь.

— Что-то не хочется, — ответил он, поморщившись и отодвигая нетронутую тарелку.

Михаил встал и, ни на кого не глядя, вышел. Княгиня подметила правильно. После разговора с деверем князь действительно не находил себе места. Сначала он подумал, что Аскольд, стремясь заполучить княжество, и впрямь мог убить наследника. Но потом эта мысль показалась ему дикой. Он ведь знал семейство Сечей: оба — и отец, и сын — доблестные вои. Но гложет червь сомнений: «Разве мало на свете разных иуд, готовых ради выгоды на все? На вид они святее святых, а копни поглубже — те еще душегубы! Что же делать?»

И он решил собрать на совет мужей доброименитых, хотя многие уехали уже в свои вотчины: приближалось время сбора налогов и уборки урожая.

Когда князь Михаил пришел на совет, он увидел лишь бояр Зиму, Сворыгу и Кобылу, воеводу Данилу да нескольких успевших откликнуться на созыв болярцев. «Маловато», — отметил про себя князь, но совет решил проводить. Всеволода посадил рядом с собой, чем вызвал недоуменный шепот бояр. Князь кашлянул, и все стихло.

В гриднице было душно. Стоявшему у кресла отроку он кивнул на окна, тот понял знак и открыл их настежь.

— Ну, — начал Михаил, — собрал я вас, мужи доброименитые, на совет. — Он перевел взгляд на Всеволода: — Рассказывай, князь.

— Достопочтенные мужи, — поднялся Всеволод, — все мы знаем досточтимое семейство Сечей. Доброй славой покрыл себя воевода. Обломал зубы вражине на крепостных стенах своего града… Жаль, сила сломила силу. Славны заслуги и его сына Аскольда. Но эта слава, — сделал он многозначительную паузу, — вскружила ему голову. Пробудилась в нем, видать, жажда власти, затмив сознание, ибо то, что совершил Аскольд, а совершить мог только он, перечеркивает все его заслуги.

Гридница насторожилась. Запахло жареным. Всеволод замолчал, нервно теребя свою черную холеную бородку. Щеки его покрылись красными пятнами.

— Говори, князь, не томи души, — раздался чей-то голос.

— Други мои, — воскликнул он трагически, — страшны будут слова мои, много горечи принесут они вам. Стоит ли смущать души ваши?

— Говори, — гаркнула гридница.

Всеволод посмотрел на Михаила. Тот кивнул, и князь, волнуясь и беспрерывно вздыхая, изложил «страшную правду» об отступлении отряда Аскольда, о нападении на них врага и о том, что произошло далее. Особо же подчеркнул, что Гол вывел всех детей, нигде неприятеля не встретив. А вот для Василия с Нестеркой он нашелся… Не странно ли?

— Кое-кто, други мои, своими глазами видел, как Аскольд во время сражения, под предлогом преследования врага, покидал поле боя, — скорбно произнес Всеволод.

— Кто?! Имя! — потребовали бояре.

— Гол, — последовал ответ.

Всеволод поднял обе руки, призывая гридницу к спокойствию.

— Тише! Я не все еще сказал. Но вы, доброименитые, чувствую, правильно поняли. Да, в погоне за княжеством Козельским совершено было Аскольдом подлое, я бы сказал, злодейское убийство…

Гридница вновь зашумела, не дав ему договорить.

— Аскольда сюда! Смерть душегубу!..

— С мертвых спросить хочешь?..

— Гола допросить…

Князь ударил кулаком по столу:

— Гола я допрашивал. Он подтвердил, что Аскольд отлучался.

Слова Михаила подействовали как ушат ледяной воды. Гридница стихла.

— А зачем это ему? — подал наконец голос воевода, сверля глазами Всеволода.

— Князем захотелось быть, — криво усмехнулся тот.

Доброименитые снова загомонили.

— Не верим! — кричали одни.

— Казнить иуду! — перекрикивали другие.

— А кто бы сделал его князем? — прогорланил, заглушив всех, Сворыга.

— Князь Галицкий, — ответил в наступившей тишине Всеволод, за что был награжден жалящим взглядом Михаила.

— Петлю ему на шею и — на первый сук! — мрачно предложил Кобыла.

— Обождь с виселицей, — поднялся Зима. — Разобраться надобно бы…

— Конечно, убиенных допросим, кто им башки посрубал, — съехидничал Всеволод.

— Зачем же тогда Аскольд поехал искать Василия? — парировал Зима.

— Да затем, чтобы снять с себя подозрения! Как-никак, женушка-то у него — сестрица князя.

— На виселицу, на виселицу! — стоят на своем Сворыга с Кобылой.

— Ясно все, — князь Михаил поднялся. — Ну, мужи доблестные, по домам. А ты, Данила, — повернулся он к воеводе, — скажи, где у тебя сейчас Акила? Каков из него, кстати, сотник?

— Старается, князь. Настоящим воином со временем будет. Послал я его с зажитником в…

Но князь уже понял, поэтому перебил:

— Как вернется, пусть возьмет воев понадежнее да купчину Путяту встретит. Пора бы уже тому вертаться…

— Понятно, князь. Аскольда то бишь взять надо…

— И сразу пущай доставит в мою темницу. Хоть ночью…

Смекалистый Данила сообразил: князь не хочет — а может, боится? — брать козельца на людях.

— Я предупрежу остальных. Если проговорятся, отрублю башку, — заверил воевода.

* * *

От той каменной бабы, что обозначала границу родной земли, обоз пошел шибче: родным потянуло.

— Завтра будем, — наклонившись к Аскольду, произнес Путята, — готовьсь! — и подмигнул козельцу.