– Чудно! – удивлялся Любеня. Почему теснятся? Хотя, если рассудить, здесь не знают таких лютых и долгих зим, как у них на севере. Да и строить-то особо не из чего, леса мельче, реже – длинных, неохватных бревен не нарубишь. Даже камня толкового нет, все больше мелочь галечная. Одна радость – земля теплее, жирнее и щедрее на урожай. Его родичи, чтоб получить поле, первый год валят лес, оставляют его, потом, на будущий год, корчуют корни и выжигают поляну, опять оставляют. Так лишь на третий год можно вспахать и засеять. А здесь – истощилось поле, поднимай следующее, рядом. Хоть сей, хоть скот паси – полно места…
Впрочем, может, дело не в том, что здесь строить не из чего, размышлял он. Просто избы-землянки быстро ставить. И разрушат – не жалко, выкопал яму на новом месте, утоптал пол, накрыл крышей – опять дом готов. Жили-то здесь с опаской, не так привольно, как в северном глухом безлюдье. Здешние мужики все время толковали о склоках между родами, вспоминали, как секлись то с теми, то с этими из-за полей, выпасов и покосов. Взять хотя бы конный отряд, что он встретил по дороге, – явно не на поклонение богам отправились с копьями и мечами.
– К тому же городищ теперь развелось, что грибов сырым летом! – жаловались его случайные собеседники. Каждый, кто посильнее, набирает дружину, ставит частокол крепости и объявляет себя кнесом-правителем. Начинает собирать дань с окрестных родов за защиту. А какая от них защита? Только и знают, что рубиться с другими же новоявленными кнесами! Нет, совсем порядка не стало в земле славян, на пахоту в поле идешь – и то меч прихватываешь али топор. В старину-то проще жили, сытнее – жизни радовались, богов почитали. И зерно росло как само собой, и зверь выходил на голос охотника, птица прямо в руки садилась, рыба из реки в лодку прыгала…
Это тоже странно, думал про себя Любеня. Вот хоть свеонов взять – народ сильный, яростный, поклоняющийся мечу и победе. А в земле у них – порядок и мир. Здешний же люд гостеприимен, не злобен, а так и норовят соседям в глотку вцепиться. К чужеземцам – доброжелательны, а к своим – до собачьего остервенения…
Чудно. С чего так?
В одной из вервей Любеня сторговал себе лодку. Не долбленку из цельного ствола – таких здесь не делали – челнок. Только не из досок сбитый, как мастерили лодки в фиордах, просто деревянный каркас, обтянутый коровьими шкурами и обильно просмоленный.
Челнок оказался вертким и непослушным. К тому же потек на второй день. До вечера Любеня боролся с ним, все время откладывал весло, чтобы отчерпать воду с днища. Порты и сапоги промокли, хоть выжимай. К вечеру плюнул, бросил челнок у берега, снова пешком пошел. Недобро поминал хозяина лодки, приземистого, неспешного на слова, но, по всему видно, хитрована немалого. Уверял же, жук, что на таком – хоть до самого Черноморья!
Конечно, боги запрещают чинить гостю обиду, но всучить ему гнилье втридорога – против этого не возражают.
Последние ночи были теплыми, и Любеня не разводил костров, просто заворачивался в овчину и спал. Но тут решил, что без огня не обсохнешь – сильно промок на водной дороге. Когда начало темнеть, он двинулся подальше от берега, где чернела приземистыми стволами дубовая роща с редкими вкраплениями лип и еще каких-то деревьев, названия которых он не знал.
Листва еще не распустилась, ветви деревьев торчали как черные, корявые руки. Но чувствовалось, что вот-вот, почки уже набухли и готовы прорваться. И первая, нежная травка пробивается под ногами, и пахнет сладко, вкусно, вдохнешь – и выдыхать не хочется. Горчинка дубов, медвяной дух лип, теплый, пряный пар от земли – все это сливалось в один терпкий, будоражащий запах весны.
А дома небось в чащах снег лежит, земля лишь поверху начала оттаивать, улыбался он. Благодатные здесь края, этого не отнять…
Лес вокруг был чистый, просторный, без подлеска. Любене в поисках места поукромнее пришлось уйти далеко от реки. Когда нашел место, попросился согласно обычаю: «Леший, леший, пусти переночевать!» Тот ничего не ответил. Значит, можно. Так уж устроено, что у каждого места, хоть у пригорка или впадины под кустами, есть свой хозяин из Нави, мира духов. Ссориться с ними – себе дороже.
Расположившись, он откопал ямку в земле, аккуратно, чтоб не сильно дымить, развел небольшой костерок. Подсушил одежду и сам согрелся. Поджарил на прутке кусок вяленной с солью свинины. Перекусил жареным, заедая душистым пшеничным хлебом, оставшимся от ночевки в последней верви, запил водой из баклажки.
От сытости и тепла его разморило. Сидел, смотрел на рдеющие угли и сам не заметил, как глаза закрылись…
А проснулся внезапно, словно толкнул кто. Резко открыл глаза, но вскакивать не торопился. Чувство опасности не проходило, заставляя незаметно, не крутя головой, оглядываться. Вроде тихо, никого рядом… Обычные звуки, шорохи весенней ночи…
Что же его разбудило?