— Но мы расскажем людям...
— Если успеем. Ну, а успеем, так кто нам поверит. Ты-то сам, пока не услышал собственными ушами, не верил.
Конан, не найдя ничего более подходящего, остановил свой выбор на массивном дубовом, как и кровать, табурете, и принялся отламывать от него ножку.
— Так что, Коэн, как ни крути, а коли мы не обезопасим себя от «богов», дело наше дохлое.
— Ты хочешь их убить? — в голосе слепого охранника киммериец уловил не изжитое до конца благоговение перед Властителями.
— Не обязательно. Можно просто запереть, скажем, в такой вот комнате. Пока их найдут... Ладно, пошли выпускать Везунчика?
Северянин доломал табурет и, вооруженный теперь короткой, но увесистой палкой, подошел к Иштар. Легко забросил тело, которое недавно ласкал, на плечо.
— Берем ее с собой? — поинтересовался Коэн.
— А ты можешь сказать, сколько нам надо прождать тут, пока она очухается от твоего удара в полсилы?
Слепой вел зрячего по коридорам Обители. Никто по пути к темнице им не попадался. По уверениям Коэна, стражники Властителей и не должны появляться здесь. У охраны всего два постоянных поста: Ворота и темница. И без приказа просто так зайти в святая святых Обители, шляться по коридорам... лучше сразу броситься в Сухой колодец. Вот Боги — те да, те могут ходить когда и где угодно, кого угодно прихватывая с собой. Но, может быть, они сейчас все-таки спят?
Коэн резко остановился возле одного из поворотов. Конан, послушно шедший след в след, чуть не налетел на слепца. Последний, не поворачивая головы, тихо произнес:
— Убежище Оступившихся оставлен охранять Ликур. Ничего не предпринимай. Веди себя как обычно, как до этого.
И Коэн пошел дальше.
Возле двери в стене, огораживающей клетки, стоял тот, кого назвали Ликуром. Когда они приблизились, Ликур насторожился, развернув ухо к Конану. На лице стражника обозначилось легкое удивление. Конечно, человек с ношей ступает по-иному.
— Приказ Иштар — я стою до первого боя, — сказал Коэн. Ликур немного промедлил, вслушиваясь во что-то и размышляя, и ушел, не произнеся ни слова.
Что поделывали «боги», оставалось пока тайной, а Везунчик действительно спал. И проснулся, только когда Коэн стал отпирать клетку.
— Вставай, вставай, не притворяйся, что дрыхнешь, — Конан зашел в темницу и аккуратно положил на пол так и не пришедшую в сознание женщину.
— Что это ты приволок? Никак тело? — Везунчик проворно вскочил с постели, то есть с прелой соломы, и охваченный любопытством заспешил к Конану и его ноше.
— Потрогай, братец, потрогай. И попробуй сказать, что это не Богиня, что это не Иштар.
Везунчик потрогал.
Коэн первым оказался около «богини», замахнулся своим тупоносым дротиком и прошипел:
— Я тебя убью, дрянь!
Когда он произносил «дрянь», голос его дрогнул, словно споткнувшись. В душе у Коэна продолжалась борьба между былым и не до конца изжитым преклонением и новой ненавистью к своим ослепителям. И за чем останется окончательная победа, было пока неясно. Поэтому Конан счел нужным вмешаться, прежде чем Иштар заговорит. А пока «богиня», приподнявшись на локтях, ошарашено вертела головой, пытаясь понять, что случилось с миром.
Киммериец подошел к небожительнице, присел рядом на корточки: