— Тогда бы мне все было ясно. А так — мне не ясно, зачем стрелять, когда не желаешь убить или ранить.
— Я хотела, чтоб ты обернулся.
Лучница сидит и не шелохнется; Конан так не мог. Больно уж неудобна ветвь, покрытая влажным мхом, что для сиденья, что для стоянья. То нога затечет, то спину сведет. Приходится вертеться, менять позу. Чтоб уютно чувствовать себя на этих сучках, надо, не иначе, родиться птицей или жуком-древоточцем. Или лесной женщиной.
— А словом у вас не пользуются? Свистом, щелчком пальцами или криком «Эй, приятель!»...
Лучница надолго задумалась — похоже, Конан задал ей задачку...
Лучница вышла из задумчивости неожиданной фразой:
— Со спины ты очень похож на брата. Но я обозналась.
«Брат, — промелькнуло в голове у Конана. — Не он ли мне нужен?»
— Ты поджидала здесь своего брата? Ты ждешь его возвращения?
— Мой брат ушел в Нижний дом, — произнесла она с торжественной печалью.
— И когда он вернется?
— Ты что, издеваешься надо мной, перекормыш! — Красивое лицо лесной девушки исказила злая гримаса, поднялся лук, деревянный наконечник нацелился в киммерийца, натянулась тетива.
— Нет, Апрея, — серьезно сказал киммериец. — Я просто не понял, о чем ты говоришь. И, кстати, перестань называть меня перекормышем. Я назвал тебе свое имя. Конан.
— Дурацкое имя, — фыркнула Апрея и отпустила тетиву. — Как у бумерков.
— Так, давай по порядку, — варвар поменял онемевшую руку, ухватился за лиану (без этого лишь лесная женщина может не падать с ветвей) другой рукой. — К бумеркам мы обязательно придем и вместе посмеемся над их дурацкими именами, а сейчас...
— Варрах!
— Чего? — не понял Конан.
— Варрах! — в ее выкрике смешались предупреждение и испуг. Она сняла стрелу с тетивы и показала ею за спину Конану. Киммериец оглянулся...