Месть донатера

— Боюсь я, Андрюша, что капает в моей конторе. Ты понимаешь, в самой Шпильке капает. А может и не капает, а прямо течет. В общем, наш главбез сказал не откровенничать даже в сортире перед зеркалом.

— А на этом берегу, ты, значит, спокоен?

— Да.

— Ну, хоть это гут.

— Да, это гуд. Это очень гут. У меня теперь развязаны руки.

— И этими самыми развязанными руками ты кое-кому хочешь надавать по мордасам — констатировал я, на что Седов лишь хищно оскалился.

— Ты даже не представляешь братишка, насколько сильно хочу! Скулы сводит от ожидания!

— Ну тогда что — Доброй охоты, брат.

— И тебе, брат — Доброй охоты!

Глава 22. Компенсация

Реал. Москва.

Визит в Шпильку обоих Извольских ознаменовался грандиозным скандалом. Надо сказать, вначале ничто не предвещало и выглядело все сперва вполне чинно и благопристойно. Бронированный «Континенталь» семьи миновал открытые настежь ворота и вальяжно устроился на очищенной для него парковке, заняв аж два места сразу. Очень важных и очень дорогих гостей встречали, конечно же, высшим составом и прямо на парковке. Только что ковров не расстелили- а так вылизали весь маршрут до конференц-зала с накрытыми богатыми столами. Оба Извольских отнеслись к радушному приему снисходительно- милостиво, словно ничего другого и не ожидали. Казалось, еще чуть-чуть и кто-то из них милостиво похлопает новый директорат по щеке, а второй потреплет ласково, как хорошую и ласковую собаку. Доклад Шарова оба Извольских слушали вполне себе благосклонно до того самого места, когда он вынужден был сказать жутко неприятную новость- Бредущий пропал. И младший Извольский превратился в мгновение ока из сытого и вальяжного хозяина жизни в разъяренного демона. Тяжелый снифтер чувствительно ударил Шарова в лоб, залив чудом долетевшим в нем виски дорогой костюм- впрочем, здоровенный громила одним тигриным прыжком сократил расстояние и уже вовсю тряс толстяка, ухватив за грудки, как кот мышь. Алексей некрасиво орал, брызгая слюной и отвесил пару чувствительных плюх охране, которая была строго предупреждена и потому все никак не могла обуздать его, не причиняя вреда. Минут десять длилась эта истерика- и старший Извольский лишь наблюдал за этим действом, не делая никакой попытки вмешаться. Сидел и смотрел, как угомонили, наконец, Алексея, как суетились, убирая остатки погрома, а потом, когда пригласили спокойно прошел в кабинет председателя. Абсолютно молча. И это пугало гораздо больше истеричных выкриков и угроз молодого Извольского. Было откровенно страшно.

По итогу в кабинете находилось человек десять — главбез, пара прихлебателей нового председателя совета директоров Шарова, пяток охранников, очень аккуратно удерживающих взбешенного и всклокоченного Алексея Извольского, технический директор с парой ведущих программеров. Но все они были лишь безмолвные статисты. Бредущий пропал. Пропал бесследно. Ни концов, ни нитей. Бумаги были оформлены настолько идеально, что о самом факте пропажи узнали только дня через три после тихого ухода Седова. Когда вновь принятый специалист начал хоть чуть-чуть разбирать завалы файлов и вникать в дела. Конечно, подняли на уши службу безопасности и попытались, было, даже выяснить о маршруте частного самолета компании- но из головной компании пришел такой окрик, что больше не захотелось.

Что зря говорить — Шаров отлично знал, чей он ставленник и ждал этого неприятного во всех отношениях разговора. Первые недели на новой щедрой кормушке он посвятил тому, что умел лучше всего- оседлывал все денежные потоки, отводя ручейки и прокапывая каналы себе в карман. Нельзя даже сказать, что он забил на указания тех, кто его на это хлебное место поставил. Шесть миллионов вернул- до копеечки! Деньги в первую очередь- таково было искреннее убеждение этого жизнелюбивого толстячка- оно и подвело. Эйфория от нахлынувших новых возможностей, эйфория от неожиданно легко разрешившейся ситуации с этими злосчастными миллионами, эйфория от легкости, с которой удалось выпнуть этого неудобного Седова. Расслабился Шаров, расслабился. Поверил, что все гладко будет.

И теперь на первом плане невысокий и старый, но еще вполне жилистый Извольский, вся цивилизованность с которого легко слетела, словно пересохшая шелуха с луковицы, жестко прессовал потного барыгу, из-за которого впустую потерял свое время и свои деньги.

— Я тебе сейчас скажу еще один раз, чтобы ты, су…дарь, окончательно меня понял. Мне откровенно плевать, кто ты, что ты, и какая ты там шишка в министерствах, и какие у тебя там подвязки. Ниже пряжки. Ты со мной договаривался и ты дело не сделал, так?

— Но ме-е… — начал было блеять обильно потеющий толстяк, но его резко оборвал нахрапистый голос постаревшего, но все еще такого же резкого Изи: