— Успокойтесь, папа,— сказала Антуанетта, ласково беря его под руку.— Надо с достоинством нести неизбежное. Чтобы облегчить положение Валерии, мы обязаны, хотя бы внешне, любезно встретить Мейера и отнестись к нему как к доброму знакомому. Наше отношение повлияет на нее и поддержит. А вот и дядя Маврикий с Рудольфом. Слава богу, что они опередили отца Мартина.
Лицо молодого графа было так же пасмурно, он то нервно играл шнурами своей венгерки, то крутил усы.
— Рудольф, постарайся скрыть свою злость и отвращение,— шепнула ему Антуанетта.— Если вы с отцом будете с надутым видом, наше положение станет невыносимым.
— О! Если б я только мог свернуть шею этой каналье, я бы тотчас же повеселел,— глухо проговорил молодой граф, сжимая кулаки.
— А где же Валерия? — спросил барон фон-Гойя.
Антуанетта молча указала ему на соседнюю комнату.
При виде молодой графини, бледной и расстроенной, барон остановился и покачал головой.
Весь ковер и платье Валерии были усыпаны лепестками роз, левкоев и лилий, а она все продолжала обрывать попавшие под руку цветы и листья.
— Ай, ай! Милая моя крестница, что значит эта экзекуция, чем провинился несчастный букет? — шутливо спросил барон.
Валерия подняла глаза, она старалась улыбнуться и вста'ла было с кресла, но тотчас же остановилась, вздрогнула, ее протянутая рука бессильно опустилась; она услышала шум подъехавшей к крыльцу кареты.
— Это он и отец Роте,— сказала Антуанетта, подбежавшая к окну.
Отец Роте и Самуил вошли в гостиную. Оба графа приняли банкира очень вежливо, но холодно и сдержанно. Лишь барон, подойдя с дружеской улыбкой, протянул ему руку.
— Здравствуйте, мой милый друг, примите мое поздравление и добрые пожелания.— И вполголоса добавил:— Любовь и терпение уже смягчили некоторые предрассудки. Составьте счастье моей крестнице, и сегодняшний день будет прощен и забыт.
— Благодарю вас, барон, за добрые пожелания, я вдвойне ценю их в этот тяжелый и счастливый для меня день... Но где же?..
Самуил замолчал и тревожным взглядом окинул комнату.
— Она тут, в соседней комнате,— ответил барон. — Пойдемте!
Священник, тоже не упустивший из внимания отсутствие Валерии, по указанию графа направился к ней. При виде молодой графини, стоявшей рядом с Антуанеттой, белее своего платья, с выражением безысходного отчаяния на лице, отец фон-Роте торопливо подошел и шепнул:
— Где же ваша вера, где та радостная покорность судьбе, которые я рассчитывал в вас найти? Поднимите голову, дочь моя, и помните, что вы должны быть моей опорой в святом деле обращения души, уже начавшей проникаться истиной Христовой. Скоро крещение смоет всякую скверну с этого молодого человека, как и нас избавляет от первородного греха...
Он замолчал, увидя Самуила, входящего в сопровождении барона. Подозвав знаком молодого человека, он затем взял похолодевшую руку Валерии и вложил ее в руку Самуила.
— Дочь моя, примите мужа, которого избрал вам бог,— сказал он с благоговением.— Да благословит господь ваш союз!
Слова ли священника или сила воли Самуила заставили Валерию поднять голову. Но встретив его взгляд, с любовью и упреком смотревший на нее, она покраснела и смущенно попросила его садиться. Тогда барон подошел и поцеловал свою крестницу, сел возле сговоренных и повел разговор о посторонних вещах. Рудольф и Антуанетта присоединились к ним, но отец фон-Роте вернулся к старому графу, который не выходил из гостиной.
Всем стало легко, когда доложили, что обед подан; барон проворно встал, а Рудольф и Антуанетта поспешно последовали за ним. С минуту жених и невеста оставались одни. Самуил церемонно подал руку Валерии, но не выдержал, прижал ее ручку к губам.
— Простите за эти тяжелые минуты,— прошептал он задыхающимся голосом.— Доверьтесь мне, я посвящу всю жизнь, чтобы доказать вам свою любовь и составить ваше счастье.
Молодая девушка тяжело вздохнула.
— Будем надеяться, что будущее искупит то мучительное страдание, которое вы причиняете сегодня. Ваша упорная и жестокая любовь победила предрассудки, надеюсь, нам на счастье.
— Благодарю вас за эти добрые слова. В первый и последний раз я жесток к вам, наш брак делает меня вашим рабом, но...
Он наклонился к Валерии и, глядя ей в глаза, продолжал:
— Потеряй я вас — я ни за что не отвечаю, я могу сделаться жестоким, даже преступным.