Месть еврея

—   Благодарю вас за добрые слова,— сказал Гуго, вставая,— хотя будущность моя лишена всяких надежд. Что остается мне в жизни, после этого жестокого удара и с тягостным, заставляющим меня краснеть прошлым? В вашем ребенке я любил частицу вас самой, а ребенок несчастной Руфи был моей воплощенной совестью; по­свящать себя им было целью моей жизни. Как жить те­перь одному в этом огромном пустом доме, который не оживится более играми и серебристым смехом единст­венных любивших меня существ?..— Голос его оборвал­ся, и он опустил голову.

Валерия покраснела.

—   Время успокоит вашу скорбь, а в ваши годы нехо­рошо удаляться от общества. Вы молоды и счастливо одарены природой. От вас зависит найти в жизни привя­занность, которая заставит вас забыть прошлое и даст вам изведать счастье в собственных детях, а не в чужих.

Гуго быстро поднял голову, и легкий румянец высту­пил на его щеках, а его огненный взгляд впился в глаза Валерии.

—   Я понимаю, барон, что вы хотите сказать. Вычерк­ните из своей памяти всякое воспоминание обо мне, ищи­те другую женщину, которая бы наполнила вашу жизнь, так как я забыла вас, никакой отклик прошлого не согре­вает мою душу и не может быть вам утешением в на­стоящей скорби.

—   Успокойтесь, я ни на что не надеюсь и ничего не требую, но позвольте мне вам сказать, что я никогда не переставал вас любить. Ни ваша измена, ни та ужасная минута, когда вас вырвали из моих объятий и повели под венец, ни время не могли уничтожить эту безумную любовь, а следовательно, ни одна женщина не может за­полнить моей жизни. Я знаю, что ваше забвение прошлого и могила князя навсегда разлучили нас, но было время, когда вы любили меня больше Рауля. Скажите мне, что вы вспоминаете иногда минуты, проведенные нами во время грозы на острове, под тенистым дубом, и я склонюсь перед судьбой и буду влачить эту пустую жалкую жизнь.

—  Такие минуты не забываются,— ответила Валерия, то бледнея, то краснея.— Но как вы, Гуго, можете лю­бить меня после всего зла, которое я вам сделала, после того, что я была женой другого?

Вельден провел рукой по волосам.

—   Бог свидетель, что я отчаянно боролся против этого чувства, я хотел позабыть и возненавидеть вас, но я был околдован, скован силой, против которой не мог бороться. Каждый фибр моего существа связывает меня с вами, Валерия, покоряет мой рассудок и мою волю. Вы вправе с гневом отвергнуть меня, я сознаю, что не смею говорить с вами таким образом, но в тяжелые минуты утраты и одиночества, близ моей разрушенной будущности у меня невольно сорвалось признание.

— Не жалейте об этом. Это признание создает для вас новую будущность,— сказала Валерий, подходя к нему с сияющим взглядом.— Нет, Гуго, вы не будете одино­ким п покинутым. Могила Рауля будет для нас не пре­пятствием, а жертвенником, на котором соединятся на­ши души, так долго разлученные.

Она вынула письмо князя и подала его Гуго.

—  Перед смертью Рауль вручил мне конверт с тем, чтобы я открыла его не ранее двух лет после его кончи­ны. Сегодня годовщина — прочтите.

Словно во сне, взял он загробное послание, с жад­ностью прочитал его, и яркая краска покрыла его лицо.

—   О, великодушный человек! Золотое сердце,— шеп­тал он.

Письмо выпало из его дрожащих рук, и он взглянул на Валерию, которая радостно смотрела на него полны­ми слез глазами. Он быстро привлек ее к себе и прижал к груди.

—   Наконец-то я завоевал тебя, божество мое, но ка­кой ценой! — прошептал он страстно.

Их примиренные души слились в немом объятии. Валерия первая прервала молчание:

—   Я должна уйти, Гуго, уже поздно. Кто-нибудь из слуг может войти и увидеть меня, что обо мне подумают?

—   Да, дорогая моя! Но как тяжело расстаться с то­бой! Я все боюсь, чтобы мое счастье не оказалось сном. Разве я мог надеяться на такую развязку в этот груст­ный день?

—  Мне тоже не хочется оставлять тебя. Так ты изму­чен и расстроен,— сказала с тревогой Валерия.— По­йдем ко мне, Гуго. Вдали от этого грустного места ты отдохнешь немного душой, и мы поговорим на свободе.

—   Конечно, моя Валерия, я с радостью принимаю твое приглашение, но, в свою очередь, боюсь поразить твою прислугу своим появлением в неурочный час.

—   Никто тебя не увидит, кроме преданной Элизы, от которой я ничего не скрою. А, впрочем, не все ли рав­но? Завтра все узнают, что ты мой жених.

Вельден взял шляпу, поднял письмо Рауля и подал ру­ку княгине. Они молча прошли большую залу, ибо грусть примешивалась к их счастью, смыкала уста, и сошли с террасы. Тут Гуго остановился, и пожимая руку спут­нице, сказал, указывая на фонтан и окружающие цветы:

—   Помнишь, твое первое посещение?

—  Злой, я была слепа тогда,—краснея, ответила Вале­рия.—А разве я не искупила мою вину, отдавая сегодня мою свободу, которую так неучтиво требовали тогда?

Никем не замеченные, вошли они в будуар Валерии, где Элиза, гордая и счастливая, что ей первой сообщи­ли радостную весть, подала им ужин.

Очутившись одни, сидя на маленьком диване, они в задушевной беседе обрели успокоение.