Месть Фантомаса

Жером Фандор был убежден, что он в комнате один, однако, чтобы еще раз проверить это, он время от времени шевелился, покачивал чемодан, чтобы дать понять о своем присутствии тому, кто мог остаться поблизости…

По правде говоря, подобное поведение могло оказаться не очень разумным, но молодому человеку необходимо было найти выход из этой ненормальной ситуации. Каким бы большим и удобным ни был чемодан Элизабет Доллон, репортер не мог не почувствовать, как затекли мышцы, ведь со вчерашнего вечера он находился в этом не очень удобном положении, которое к тому же было трудно изменить в этой ивовой тюрьме.

На скромные сигналы Жерома Фандора ответа не последовало. Молодой человек слушал так внимательно, что, пожалуй, даже услышал бы чье-нибудь дыхание.

Значит, он был один, совсем один.

Жером Фандор решил попытаться выбраться.

Это оказалось делом нелегким. Чемодан был закрыт, и думать о том, чтобы выбить крышку обычными ударами, не приходилось. Поджигать же ее было очень опасно: Жером Фандор, несомненно, заживо сгорел бы раньше, чем смог бы выбраться, и потом, от огня идет дым. В общем неизвестно, чем все это могло бы кончиться. Такие неразумные действия достойны разве что этого балбеса Жюля.

Когда работаешь репортером, нужно иметь при себе целый арсенал, — и Фандор помимо обычных револьвера и коробки спичек носил с собой солидный охотничий нож с несколькими лезвиями, среди которых была и пилочка. Не без труда молодому человеку удалось извлечь его из кармана, и он принялся за штурм прутьев.

Тонкие и сухие веточки недолго сопротивлялись стальным зубьям пилочки. Жером Фандор с удовлетворением заметил, что ему понадобится минут десять, чтобы освободиться. Добровольный пленник рассчитал верно. Через четверть часа ему удалось высунуть голову и плечи из ивовой клетки.

Жером Фандор так резко и быстро вылез из своего тайника, что ободрал себе одежду и руки.

— Уф! — сказал журналист, вставая и разминая тело. — В общем, я хорошо отделался, и если не ошибаюсь, то я теперь хозяин дома, поскольку мне кажется, что никого кроме меня здесь нет. Хорошенькое дело!

Жером Фандор обернулся, бросив последний взгляд на ящик, в котором он только что прожил несколько часов, таких активных и полных впечатлений. Вдруг, разглядывая комнату, он неподвижно застыл с широко открытыми: от удивления глазами. Его нервно передернуло…

Между чемоданом, который находился в центре большой, совершенно пустой квадратной комнаты и окном с закрытыми ставнями, сквозь которые пробивалось утреннее солнце, Фандор заметил лежавшее на полу тело мужчины. Он совершенно не двигался и, казалось, глубоко спал.

После того, как первый страх прошел, Жером Фандор приблизился к загадочному незнакомцу, готовясь сразить его, если бы спящий надумал проснуться…

Подойдя поближе, Жером Фандор дотронулся до руки лежащего на полу и вскрикнул — рука была ледяной. Перед Фандором лежал труп.

Охваченный ужасом, журналист захотел взглянуть на лицо трупа, которое было повернуто к полу. Он с трудом поднял огромный могучий торс, посмотрел на лицо мужчины и вдруг, опустив труп, который упал на пол с глухим звуком, произнес:

— Томери, это Томери…

Это действительно был известный сахарозаводчик, бездыханно распростертый в пустой квартире!

Его лицо было фиолетовым, а черный язык слегка высовывался изо рта. Вне всякого сомнения, Томери был задушен.

И как знак высшей иронии убийца повязал вокруг шеи жертвы трехцветную перевязь комиссара полиции!

Ошеломленный, с путающимися мыслями Жером Фандор опустился на пол…

Понемногу, взяв себя в руки, журналист попытался спокойно оценить события, героем и свидетелем которых он был последние несколько часов:

«Если кто-то хотел сыграть злую шутку, то это у него получилось. Войди сейчас кто-нибудь, я не знаю, что бы я ему объяснил? Вот я один на один с трупом человека, которого я знаю, в квартире, которая мне незнакома, в квартале, о котором я не имею ни малейшего представления. Где я? У кого? Почему? Знали ли ночные злоумышленники, что я был в чемодане, или притащили меня в свое логово, не догадываясь об этом?»

Жером Фандор вытер вспотевший лоб и заметил, что ладонь его руки стала слегка влажной и красной — это кровоточили царапины, полученные им, когда он выбирался из своей ивовой тюрьмы.