Месть фермера

Адвокат смотрел на гостя почти с любовью — более всего его радовали изменения, происшедшие с ним за эти три месяца. Казалось, будто Джон Сэксон пережил три года, причем отнюдь не легких. Мягкость исчезла — бесполезные компоненты руды расплавились, оставив крепкое железо, которое в один прекрасный день могло превратиться в сталь.

Справедливо приписав себе большую часть этих изменений, Дэниел с первого взгляда понял, что заполучил великолепное орудие, которое нужно только удержать в руках.

— Я принес вам кольт, который вы одолжили мне, мистер Финли, — сказал Сэксон. — Вот он. — И положил револьвер на край стола.

Финли взял его и откашлялся:

— Я дал это оружие мягкосердечному парню, неспособному осознать, как много в этом мире зла, жестокости и опасности. Но назад мне его принес мужчина смелый и решительный, перед которым люди будут расступаться и за которым последуют, если он этого захочет. Я дал револьвер ребенку, не умеющему им пользоваться, а возвращает мне его стрелок, мастерски им владеющий. Нет, Сэксон, этот кольт больше мне не принадлежит. Теперь он твой.

Джон покачал головой:

— Я не хочу его. Он стоил мне моей девушки.

Финли едва сдержался, чтобы не расхохотаться. В его глазах блеснуло торжество. Он со своим коварным умом стал причиной не только гибели Боба Уизерелла, но и разрыва Сэксона с его девушкой. Возможно, ему удастся и нечто большее.

— Она дала тебе отставку? — осведомился адвокат.

— Да. Сказала, что у меня руки в крови.

— Это так, — признал адвокат, — но кровь, омывшая их, чиста, ибо она пролита на службе обществу.

— Я служил не обществу, а самому себе, — откровенно пояснил Сэксон. — Я ненавидел Уизерелла и хотел ему отомстить.

— Тогда скажи — ты сожалел, когда убил его?

— Нет, — честно заявил Джон. — Я был рад — настолько рад, что мне хотелось смеяться. Его смерть меня ничуть не потрясла.

— Самые прекрасные черты в мужчине — те, которые выдают в нем воина, — объяснил Финли. — В тебе они есть, Сэксон. Я давно это понял, потому и дал тебе оружие. Думаешь, я бы дал тебе револьвер, если бы не знал, что ты научишься им пользоваться? Я видел, что ты сделан из того металла, из которого куют мечи. И меч был выкован. В твоих глазах появился новый блеск. Кем бы ты ни был раньше, теперь ты — король!

Джон уставился на него.

— Я безработный бродяга. Это куда ближе к истине.

— Хочешь меня убедить, будто пал духом из-за нескольких резких слов твоей девушки? — продолжал лукавить Дэниел Финли. — Ну нет! Ты отлично знаешь, что когда твое имя будет окружено славой, она бросится в твои объятия, стоит лишь поманить ее пальцем.

— Мэри не из таких, — возразил Джон. — Она выглядит маленькой и хрупкой, но на самом деле тверда как сталь и мудра как старик, многое повидавший на своем веку.

— Скажи, бывал я в чем-нибудь не прав, когда говорил с тобой раньше? — задал вопрос Финли.

— Нет.

— Ну так я прав и на сей раз. Я знаю, Джон Сэксон, что ты предназначен для великих свершений, находящихся за пределами женского понимания, которые вознесут тебя к блистательному будущему. В тебе пылает огонь, сжигающий барьеры, непреодолимые для обычных людей.

Ошеломленный молодой человек развесил уши. Он знал, что адвокат умный и, судя по тому, что о нем говорили в Блувотере, хороший человек, поэтому не догадывался, что Финли — прожженный лицемер. Радость и честолюбие проникли в душу Джона. Возможно, в нем действительно имеется что-то, отличающее его от других. Вспоминая прошлую жизнь, он начинал чувствовать, что так оно и есть. А адвокат, разумеется, сразу об этом догадался.

— Мистер Финли, — заговорил Джон, — вы старше меня и знаете куда больше. Как, по-вашему, я должен поступить?

— Идти в мир с этим револьвером, как с мечом, — ответил адвокат. — Бороться со злом и несправедливостью, с негодяями и бандитами! — Дэниел сознательно использовал в своей речи библейские нотки. Он все сильнее убеждался, что держит в руке факел, которым можно разжечь большой пожар. Поэтому продолжал: — Возьми у мира то, что он забрал у тебя. Разве не об этом говорит в тебе твой инстинкт?

— Говорить-то говорит, — вздохнул Сэксон. — Но правильно ли это?

— Как инстинкт может быть неправильным? — воскликнул адвокат. — Око за око, зуб за зуб!

— А я думал, это неверно, — простодушно признался Джон.

— Неверно для молокососов из детского сада! — свирепо уточнил Финли. — Существует неписаный закон: человек должен поступать так, как велит ему сердце!

— Этот закон делает человека свободным! — обрадованно произнес Сэксон, уже чувствуя привкус свободы.

— Когда тебя ограбили, ты пошел к шерифу, не так ли?

— Да.

— И он посмеялся над тобой?

— Даже хуже того!

— Потом ты отправился к банкиру. Он не расхохотался тебе в лицо, но стал смеяться у тебя за спиной.

— Вот как? — мрачно удивился Сэксон.

— Конечно! Банкир пользовался тобой, покуда мог вытягивать из тебя проценты по ценным бумагам. А когда их не стало — что значит для него Джон Сэксон сам по себе? Ровным счетом ничего!

— Вероятно, так оно и есть, — согласился парень.