Месть фортуны. Фартовая любовь

— Ну и что? Суду мозги не накрутит. Только время затягивает! — не согласилась Задрыга.

— Прокол, Капка! Суд знает, адвокат, добившийся возврата дела на доследование, может обжаловать и решение суда! Добиться его отмены, пересмотра. А это — не только минус, а и потеря доверия к составу суда. Не приведись случиться такому подряд два — три раза!

— И что будет?

— О соответствии судьи задумаются! И прокуратуре на холяву не сходит. Так вот и у нас было. Выигрывал дела наш адвокат. Ну и вздумали ее из предела в другой город задвинуть. Суду и прокуратуре это по кайфу, а нам каково? И мы, все малины предела, вздумали устроить наоборот. И утопили в жалобах. Надыбали недовольных. Их всегда хватало. Был у нас свой борзописец. Выслушает вора, как его допрашивали в прокуратуре, как относились в процессе судейские, такую жалобу настрочит, сатана и тот от жалости уссытся. К этим жалобам — пару анонимок, что прокурор и судья вымогали взятки! Вот и все!

— Так вам и поверили!

— Начинают возникать из Москвы всякие комиссии. Вызывают для бесед множество подследственных. А в итоге — если совсем не уберут, то обязательно сунут в другое место. Надо же оправдать приезд и проверку. В работе любого проколы надыбают, было бы желание. А нам — того и надо! Суд и прокуратуру заменили. Наш адвокат — дышит в пределе. И ничего не знает! — потирал руки Лангуст.

— А лягавых так же выкидывал?

— С этими по-разному было! — усмехнулся Лангуст, вспомнив совсем недавнее:

— Когда лягавые оборзели и вздумали тряхнуть подземку, мы про то не враз доперли. Не кентовались с пацанами. Они же сделали налет на базар и кой у кого хамовку сперли. Менты в засаде приморились, похватали «зелень». И, что б ты думала? Оттыздили пацанов. Мы их не трамбовали! А тут — мусора! Я, когда услышал, продохнуть не мог! Упоили шпану, блатарей. Те городских фраеров сфаловали. И пошли на лягашню! Кто с чем! А мы жалоб в Москву набросали. И тоже на ментов возникли! Через неделю, кого мы не успели замокрить — власти сами из ментовки выбросили. Разжаловали, уволили, осудили! Так-то вот! В своем пределе, когда он у тебя будет, не давай никому наказывать своих суровее, чем сама решишь. Чтоб к твоим никто не смел прикапываться! Тут все средства хороши.

— А разве подземка была твоей?

— Все, что в пределе — мое! Пусть не кентовались, но и не махались. Были свои неписанные правила. Их держали все!

— Законники тоннельных брали в малины! Я о том знал! — подал голос Сивуч.

— Як чему тебе все ботаю? Чтобы ты, став паханкой, никого из своих в обиду не давала и не позволяла прикипаться к кентам, никакому засранцу! — повернулся Лангуст лицом к Задрыге.

— Всех в клешнях держи! Как в браслетах! И не снимай до стари! — согласился Сивуч.

— Вот я к примеру, в любой точке своего предела мог отовариться на холяву. Потому что и там мозги не сеяли, знали, иначе возникну с малиной! — начал Лангуст.

— Ты трехни как главного лягаша из своего предела под вышку чуть не засобачил! — напомнил Сивуч.

— Это не так давно было. Прислали к нам нового мусора, начальника всех лягавых. Прежний уже с нами не дергался. Вот и вздумали его заменить, списать в плесень! Новый мент давай на нас облавы устраивать, бухарей заметал в лягашку. Порядок наводил. Нам такое не по кайфу пришлось. И вздумали проучить падлу! Тут нашу Катьку замели в «декабристки», на пятнадцать суток. Бывшую шмару. Ну, у нее хайло — всю Одессу перебрешет запросто. И начала она в ханыжнике вопить по фене. Ее под душ сунули, а потом в дежурке оприходовали. Она и сама не помнила — кто трахал? Ну мы ей шепнули, что от нее надо. Она, когда вышла, нашмаляла заяву в суд, что ее оттянул в милиции начальник. И не просто силовал, но издевался. Показала синяки, какие ей менты наставили во всех местах. Щипали, чтоб шевелилась. А Катька вякнула, что новый мусор грозился ей «розочку» в это место вбить, если добром не согласится отдаться ему. Она вырывалась, он бил. Потом, когда свое с нею справил, отдал дежурным лягашам, и те все пятнадцать суток ею пользовались.

— Так это треп! — не поверила Задрыга.

— Лягавые ее и впрямь в синяки уделали. Всю, как есть. За феню вламывали тоже. Ну и по мужичьей части, чтоб растормошить. Экспертиза подтвердила, что телесные повреждения получены во время отсидки в лягашке. И завели дело на ментов. Ведь Катька послала жалобу в Москву. И в ней покатила бочку на главного лягаша. Тот, понятно, от всего отказывался. Но жалоба на контроле в Москве. И судили мусоров. Если б не адвокат… Все бы «под исключиловку» влипли! А так, влупили по пятнадцать зим на шнобель и в Йошкар-Олу, в зону для бывших сотрудников милиции. Начальник — в третью зиму там откинулся. А менты и сейчас в зоне канают.

— А Катька?

— Бухает, как и прежде. Что ей сделается, шельме? Зато ни один лягавый к ней не лезет. Обходят за версту; Хоть голяком будет валяться, не возникнут близко! Мы ей за хлопоты, конечно, подкинули.

— Чего?

— Чего попросила! Вина и башлей! — хохотнул Лангуст И шепнул: