Месть и прощение

– Потому что бабушка тебя очень любит! – бросила она, садясь в машину.

Девочки вздрогнули. Моисетта отшатнулась к стене, если бы не перегородка, она бы просто упала. Как? Стало быть, обожаемая ею бабушка вовсе ее не любит! Она предпочитает Лили? И она тоже?

Лили, понимая, какой удар нанесен сестре, с жалостью смотрела на нее. Мать, заметив этот взгляд, осознала свою оплошность, но, вместо того чтобы извиниться, в гневе крикнула:

– Черт побери, достаточно! Кому говорят! Не стоит усложнять. Пора ехать. Лили, ты со мной. Моисетта, стереги дом. До завтра!

Она захлопнула дверцу машины. Лили через двадцать секунд юркнула на заднее сиденье. Машина рванула с места.

Моисетта застыла в дверях. Одна… опять одна… в стороне от семейных драм… От семейного тепла… Одна… Стереги дом… будто она цепной пес… Одна…

Решение пришло немедленно. Она поднялась в комнату Лили, заперлась в ванной, вымылась, собралась, подушилась ее духами и надела одно из платьев сестры.

Когда уже за полночь появился Фабьен, Моисетта переминалась с ноги на ногу, стоя у соседского подъезда, так же как это делала Лили. Она вскочила на багажное сиденье, взялась за талию Фабьена, прижалась к его спине, и они отъехали.

Через два часа в объятиях мужчины она стала женщиной. Из всего того, о чем говорила сестра, ей удалось распознать лишь часть. Поначалу она явно прикладывала слишком много стараний, чтобы что-то почувствовать, потом, во время последних объятий, она наконец расслабилась и получила эмоциональное потрясение.

Теперь они лежали, обнаженные, на спине, бок о бок, глядя на луну, что показалась в оконном люке на крыше. В ту ночь звезд высыпало на небе видимо-невидимо, они оба молчали, утомленные, стараясь восстановить дыхание.

Моисетта, поначалу пребывавшая в блаженном забытьи, по мере того как ее тело расслаблялось, а сердце обретало спокойный ритм, начала подозревать, что впереди ее ждет самое трудное: разговор. До сих пор они обменялись лишь несколькими невнятными репликами, пока ехали по деревне в ночи, потом сразу набросились друг на друга на импровизированном ложе из сена.

Не выдаст ли она себя, заговорив? Ей вдруг стало страшно.

Фабьен повернулся к ней, оперся на локоть, ласково провел рукой по ее бедру, разглядывая девушку.

Она смущенно улыбнулась. Он ответил улыбкой.

– Итак, Моисетта, тебе понравилось?

Она окаменела от испуга. Потом собралась с духом и выдала смешок, звучавший почти естественно:

– Ха-ха-ха… Почему ты назвал меня Моисеттой?

Уф! Ей удалось воспроизвести интонацию Лили: можно подумать, это спросила сестра, ошарашенная неожиданной забавной шуткой. Так что она повторила:

– Почему ты назвал меня Моисеттой?

– Потому что ты и есть Моисетта.

– В настоящий момент Моисетта, как обычно, спит в своей постели.

Язвительная усмешка Фабьена стала шире.

– Ты что, держишь меня за круглого идиота?

Моисетта дрогнула, но все же настойчиво повторила:

– Фабьен, ну скажи: почему ты назвал меня Моисеттой?

Фабьен преспокойно указал на пятна, темневшие на простыне:

– Девственность нельзя потерять дважды.

Моисетта позеленела. Пятна крови! В пылу соития она даже не ощутила, что у нее идет кровь.

– Что, прости?

– Эта кровь вон там, свежие пятна – откуда они?

В ужасе сообразив, о чем идет речь и что имеет в виду Фабьен, она села, обхватив колени руками и опустив голову, попыталась отмолчаться.

Но насмешник Фабьен продолжал настойчиво указывать на пятна. Затылок Моисетты налился свинцом, она не смела поднять глаза на Фабьена.

Он вновь заговорил, в ленивых интонациях сквозила чувственность:

– Сперва я что-то заподозрил, а потом получил доказательство.

– Когда?

Он пожал плечами и с саркастическим видом ткнул пальцем в темнеющие пятна:

– Да сразу.

– И ты не остановился?

– Как и ты…

В растерянности она повернулась к Фабьену. Он, прищурившись, расхохотался во все горло:

– Можем повторить, когда захочешь.

Моисетта сжалась. Ей совсем не нравился такой поворот. Все пошло наперекосяк.

Вскочив на ноги, она сгребла одежду и принялась поспешно одеваться. Фабьен, обнаженный, продолжал невозмутимо лежать.

Но когда она уже собралась уходить, он вдруг резко ухватил ее за щиколотки и рывком опустил на пол, подмяв под себя. Он заявил железным тоном:

– Я серьезно: можем повторить, когда захочешь.

– Но как? Ты ведь занимаешься этим с моей сестрой!

– Что – как?

– Как ты можешь ее обманывать?

– Да я-то смогу. Ты ведь смогла же.

Моисетта принялась отбиваться, пытаясь пнуть Фабьена.

– Ну ты и говнюк… Подонок! Пусти меня.

Восхищенный ее сопротивлением, он навалился на нее, зажал руки, лишив возможности двинуться. Его глаза в нескольких сантиметрах от лица Моисетты дико сверкали.

– Да вы только посмотрите на нее! И она будет учить меня морали! Уводит парня у сестры, да еще и возмущается!

– Пусти!

– Меня-то, по крайней мере, извиняет то, что я мог вас перепутать.

Она отвернула лицо, он резко разжал руки, скользнул вбок и с невозмутимым видом принялся одеваться.

Моисетта растирала запястья, заново переживая свое унижение.