Месть Империи 2. Боги Севера

Лодку прятать не стали, просто вытащили на камни. Предстоял пеший переход через земли Суми, и обратно к морю возвращаться не собирался ни Фарлан, ни Ольгерд. С того памятного дня на побережье Винсби прошло уже больше двух недель, а он стоял перед глазами так, словно это было вчера. Они помнили его по-разному. Фарлан, вместе со всеми — с вендами, руголандцами и горожанами — видел, как заклятие Ольгерда действительно сразило Дури Однорукого. Каждый, кто был на том поле, мог поклясться, что парень приказал: «Выблюй свои слова назад!», — и Дури начал блевать. Ларсены после такого очевидного вмешательства бессмертных богов отступили. Потом выслали переговорщика и попросили разрешения забрать тело. Никто не препятствовал. Руголандцы на руках унесли мертвого Дури на ладью, и через некоторое время их посланник известил, что чинить препятствий молодому Хендриксу они не будут. Пусть уходит, но в Руголанд лучше ему не возвращаться.

Ольгерд же все помнил плохо. Не помнил никаких заклятий, не помнил никаких слов вообще — только ярость и красную пелену перед глазами, и еще звук. Звук удара, рубящего плоть. Никакого заклятья не было, не уставал он доказывать Фарлану, и тот соглашался, не спорил, но предпочитал верить собственным глазам.

Хельсвик встретил их дождем и туманом. Три деревянных барака, обнесенные частоколом, — вот и весь город. Парастидис не имел ни малейшего желания задерживаться в этой дыре. Он первым пожал на прощание руки Фарлану и Ольгерду, заявив столпившимся на палубе вендам:

— Я простою здесь ровно столько, сколько потребуется вам, чтобы сделать то же самое, ни на мгновение больше!

Совсем скоро они уже видели, как галера ложится на обратный курс. Фарлан сторговал у рыбаков лодку в тот же день, и утром они вновь вышли в море. Погода баловала. Несильный устойчивый юго-западный ветер держался с того момента, как они покинули Винсби. Было тепло и дождливо. Они шли под парусом днем, ночью спали на одном из множества островов архипелага. Все время на восход солнца, вдоль побережья земли Суми. Десять однообразных и скучных дней тянулись долго, а пролетели мгновенно. Дальше надо было идти пешком, и если не заплутать, то дня три, не больше — так, во всяком случае, выходило по словам Фарлана.

Черный надел кольчугу, вторую протянул Ольгерду, и тот возмутился:

— Ты уверен? Кругом же ни души.

Нахмурившись, Фарлан одернул парня:

— Это только так кажется. Нас здесь сильно не любят. Не расслабляйся, Оли! Нам очень повезет, если пройдем незамеченными.

Они шли по звериной тропе след в след, нагруженные, как и раньше. Ольгерд ворчал в спину Черному:

— Спасибо хоть кольчужные шоссы не заставил надеть…

— Постарайся, чтобы я не пожалел об этом. — В голосе Фарлана сквозило напряжение — с тех пор, как они ступили на землю Суми, венд был на взводе. Прислушивался к любому шороху, взлету испуганной птицы или топоту убегающего зверя. Ольгерд относился к поведению дядьки скептически. Лесные дикари с их охотничьими луками и кремниевыми стрелами — это несерьезно. Два закованных в железо воина с легкостью положат десяток, а то и два таких бойцов.

Они шли весь остаток дня, не останавливаясь на отдых, и лишь когда солнце начало скрываться за верхушками деревьев, Фарлан остановился.

— Заночуем здесь.

Ольгерд посмотрел на солнце:

— Может, еще пройдем, пока светло?

— Нет, остановимся здесь. Место уж очень удобное, такое можем больше не встретить до темноты. — Фарлан сбросил свои мешки у подножья отвесной скалы и, осмотревшись еще раз, подтвердил: — С трех сторон все как на ладони, сзади скала. Отличное место!

Они набросали лапника для ночлега. Костер не разжигали, опять же из-за паранойи венда. Ольгерд уже начал бурчать в открытую: ночи стояли холодные. На что Черный разумно ответил, пресекая дальнейшие разговоры:

— Лучше проснуться замершим, но живым, чем в тепле, но мертвым.

Ольгерд улегся на еловые ветки, кутаясь в овчину и ворча про себя, что мертвые вообще не просыпаются. Наконец он угомонился, но заснуть не удавалось, и, приподнявшись, парень в очередной раз поинтересовался:

— Черный, чем же мы так не угодили местным, что нас здесь настолько не любят?

Фарлан, сидя на своем ложе, начал говорить, не переставая прислушиваться к черноте леса:

— Когда-то твой дед пришел в эти места. Поставили хольм у озера, огородили его частоколом и дали ему имя Истигард. Местные суми если и были недовольны, то никак этого не проявляли. Называли нас рокси, что по-ихнему значит чужой. Зимой Ролл собрал вождей ближних племен и объявил им:

— Отныне вы платите мне дань. С каждого мужчины куну, с женщины и ребенка по пол куны.