Ранди засуетился, продолжая сиять, как золотой, а Лава, пряча довольную ухмылку, двинулся в сторону имперского лагеря.
По пути до него начали доходить неприятные новости о смене командования и о неразберихе, царящей в верховных штабах. Поначалу, еще не оценив всех последствий, он завернул было к Наврусу, но к бывшему главнокомандующему его не пустили даже на порог — тот был под арестом. Предчувствуя неизбежные неприятности, Лава направился к шатру Клавдия Агриппы. Там его заставили два часа простоять под палящими лучами солнца, прежде чем высунувший из шатра голову трибун крикнул:
— Заходи, сотник, командующий тебя примет!
Клавдий Агриппа, скрестив руки на груди и широко расставив ноги, смотрел на входящего Лаву тяжелым взглядом — в его памяти еще была свежа рана от унижения, что ему пришлось испытать во время их прошлой встречи.
— Чего ты хотел, сотник? — Презрительно-недовольное выражение карих глаз при этом недвусмысленно говорило: что бы это ни было, ты все равно ничего не получишь!
Наступив на горло собственной гордости, Лава изложил суть дела, и пока он говорил, на лице легата все больше и больше проявлялось удивленное возмущение.
— Пятьсот динаров! Ты в своем уме, сотник⁈
— Такой был уговор!
Не отводя глаз, Лава упрямо стоял на своем, и Агриппа скривил губы в мстительной ухмылке.
— Если у тебя был договор с Наврусом, то пусть он и платит, а я ничего знать не знаю и ни за какие, так сказать, подвиги таких денег платить не собираюсь!
Лава нахмурил брови.
— У меня был договор не с Наврусом, как вы говорите, а с главнокомандующим, и если главнокомандующий сейчас вы, значит, вы и должны мне заплатить!
Оскорбленная душа Агриппы словно ждала этих слов и этого момента, чтобы сорваться и выпустить пар. Лицо легата покраснело и рот разошелся в крике:
— Ты что себе позволяешь, варвар⁈ Я тебе ничего не должен, тем более что и поставленную задачу ты не выполнил! — Он уже себя не контролировал и орал в полный голос. — Убирайся, пока я не приказал тебя выпороть! Охрана!
Центурион в сопровождении двух легионеров вывел Лаву за ворота лагеря, напутственно одарив на прощание:
— Ты хороший парень, варвар, мы тебя уважаем, но лучше здесь больше не появляйся. Мне бы не хотелось, но если будет приказ, то ты сам понимаешь…
Не договорив, он развернулся и зашагал обратно, оставив Лаву кипеть от бешенства в полном одиночестве. Подавив первое желание кричать и требовать справедливости, венд успокоился и вернулся к своей обычной холодной рассудительности. Мозг лихорадочно заработал, прокручивая возможные варианты, и Лава, зло прищурившись, подумал: «Ладно, господин легат, посмотрим, что на это скажут варварские легионы!»
В палатке Лавы собрались почти все вожди варварских соединений армии, и даже хан Менгу, несмотря на натянутые отношения с вождем вендов, принял приглашение. Все они пришли почтить память погибших бойцов и поддержать их командира, ибо каждый из них знал, что значит потерять в один день весь отряд.
Гавелины сели кучно у самого входа и сразу принялись за еду, не обращая внимания на презрительные взгляды остальных. Они пришли почти в полном составе: большие и маленькие вожди всех гавелинских отрядов в армии во главе со старшим походным вождем Истиларом, который, подавая пример, первым схватил с блюда кусок баранины и, запихав его в рот, смачно облизал жир с пальцев.
Герулы пришли втроем — вождь Корилан и двое его ближников. Менгу сидел один, его люди остались снаружи, а вождь фаргов привел с собой толмача, поскольку плохо понимал имперскую речь.
Все, кроме гавелинов, сидели молча, выражая уважение к хозяину шатра, и если бы не громкое чавканье пятерки в волчьих шапках, то картина могла бы выглядеть вполне степенно и торжественно.
Лава молчал, бесстрастно глядя прямо перед собой и не обращая внимание на наглость гавелинов. Дождавшись, когда один из его бойцов расставит перед гостями кувшины с вином, он поднял полную чашу.
— Выпьем, друзья, за наших погибших друзей и соратников! Все они сейчас на пиру павших в чертогах Оллердана, ибо каждый из них погиб как настоящий воин — с мечом в руке!