Месть Империи 2. Боги Севера

— От нашего человека в канцелярии Сцинариона пришла новость, но раз тебе плевать, то и говорить нечего. — Поставив статуэтку Огнерожденного на походный шкафчик, Никос потер ее тряпкой. — Я, конечно, всего лишь слуга и ничего не понимаю в ваших играх, но мне показалось, тебе хотят дать второй шанс.

— Плевать! — Буркнув, Наврус натянул на голову шерстяной плащ, а Никос, продолжая тереть статуэтку, проворчал:

— Ну раз ты решил все просрать окончательно, тогда да, мне незачем лезть в твои дела. В конечном итоге, если у тебя конфискуют все имущество, но сохранят жизнь, то ты всегда можешь рассчитывать на угол в моей каморке в Царском Городе.

Из-под плаща выглянула курчавая голова и моргнула заплывшими с перепоя глазами.

— Что ты несешь, старый хрыч? Какая каморка? Я плачу тебе столько, что хватило бы на дворец базилевса!

— У старого Никоса большая семья, внуки, правнуки — и все хотят есть! И вообще, что-то я не припомню, когда ты платил мне последний раз!

Бенарий оседлал любимого конька, и Наврус сморщился, предчувствуя что быстро это не закончится. Он приподнялся и, сбросив плащ, спустил на пол голые волосатые ноги.

— Хватит уже. Дай мне лучше воды! — Залив в себя полкувшина, он поднял взгляд на застывшего рядом Никоса. — Ладно, давай говори, что там за новости?

Спрятав довольную ухмылку, Бенарий взял со стола мятый кусочек бумаги и подал Наврусу.

— Вот, он пишет, что Император дал два часа Агриппе на усмирение варваров без насилия и без денег.

— А что там с варварами?

Глаза у Навруса закрылись, и он попытался вновь завалиться на бок, но Никос, ухватив его за край далматики, не позволил.

— Варвары требуют денег!

Веки бывшего стратилата дернулись, открыв мутные, в красных прожилках глаза.

— Все хотят денег! Они такие же, как и ты, старый плут. Только я-то здесь при чем?

— Ты разберись! — Палец слуги ткнул в записку. — Разве ты не видишь? Здесь между каждой строки написано: Агриппа не справится, а если ты угомонишь дикарей, то у тебя появится шанс вернуться на пост главнокомандующего.

Впервые за время разговора в глазах Навруса промелькнул отблеск трезвой мысли, и, поднявшись на ноги, он нетвердой походкой подошел к столу. Разгребая рукой скопившиеся за три дня запоя бумаги, Фесалиец взглянул на Никоса:

— Ты знаешь первопричину? Почему они всполошились именно сейчас?

Слуга отрицательно покачал головой, и Наврус тяжело вздохнул.

— Ничего-то ты не знаешь — никакой пользы от тебя! Тогда хоть вина принеси!

Возмущенно ворча, Никос пошел к стоящему в углу шатра бочонку, а Наврус, плюхнувшись в кресло, начал просматривать донесения своих осведомителей.

Жизнь во дворце научила Навруса, что информация — грозное оружие, стоящая дороже золота, и в своей последующей жизни он не жалел на нее денег. Знания о том, чем дышит и о чем шепчется твоя армия, оказались не менее важными, чем знания об армии противника. У него были стукачи в каждом легионе, в каждой схоле и в каждой варварской сотне. Все они стоили ему целое состояние, но иногда — в такой день, как сегодня — это окупалось сторицей.

Жадно хлебнув из серебряного кубка, Фесалиец задумался. Из донесений выходило, что некий варварский сотник добивался приема у Агриппы, затем был поминальный пир у вендов, а с утра начался этот набат. Помня, сколько он обещал заплатить вендам за вылазку, связать концы с концами не составило труда. Он напрягся, пытаясь вспомнить, как звали командира вендов, и в похмельной голове всплыло имя — Лава Быстрый.

Наврус пристально посмотрел на Никоса.

— Сколько у меня осталось моих личных средств?

— Всего?

Слуга, казначей и советник в одном лице задумался, подсчитывая, и ответил вопросом:

— В какой срок?

Наврус недовольно заерзал в кресле.

— Ты же читал записку. Там ясно сказано: в ближайшие два часа. Час, как минимум, уже прошел — значит, деньги нужны прямо сейчас.

— Тогда полторы тысячи динаров серебром и пять тысяч в золоте.

— Мало! — Пальцы Навруса забарабанили по столу. — Сколько мы можем занять?

Ответом ему была скептическая мина старого Никоса.

— Стратилату Наврусу дали бы столько, сколько бы он запросил, а Наврусу, сидящему под арестом, не дадут ничего.

Сжав ноющие виски ладонями, Фесалиец замер, уставившись куда-то в угол шатра. Голова гудела, как медный колокол, отказываясь думать, но он не сдавался, пытаясь найти выход. Что-то подсказывало ему, что выход есть, и совсем рядом — надо только напрячься и пошевелить мозгами. Несколько минут он сидел в этой позе безвыходного отчаяния, но вдруг его помятое лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Немедленно обменяй все золото на серебряные динары!

Лицо Никоса искривилось в недовольной гримасе.

— При такой спешке эти шакалы обдерут нас как липку.

— Плевать, сейчас это уже не важно! — Загоревшись идеей, Наврус аж посвежел лицом. — Потом сделай так: пятьсот динаров отсчитай вендам, остальное серебро раздели на четыре части, а еще четыре мешка набей камнями, лишь присыпав сверху серебряными монетами, чтобы они выглядели и весили, как мешки с жалованием за полгода.