Лагерь Великой армии под стенами Ура
Уже несколько дней никто про него не вспоминал, и Иоанн не знал, волноваться ему по этому поводу или нет. До него доходили смутные слухи о казни Ма́рия Дориана, о смене командующего и волнениях варваров. Ситуация была неспокойная, и он не понимал, как на нее реагировать. Продолжать отсиживаться в своем гнезде или начинать суетиться? Может, нанести пару визитов? Но кому, а самое главное — зачем? Прокопий тоже был весь на нервах и сутками пропадал в приемной Варсания, пытаясь предугадать ход событий и хоть как-то подготовиться. Никто не знал, чем завтра обернется хандра Константина и кого он выберет следующим козлом отпущения. Нервозная обстановка давила, и хотя у цезаря не было ни малейшего желания встречаться ни со своим дядей, ни с кем-либо еще из своей царственной родни, затянувшееся затворничество пугало своей непредсказуемостью.
Сегодня с самого утра он сидел на вершине огромного валуна и, жарясь на солнце, смотрел на раскинувшийся внизу лагерь. Ленивая суета огромного человеческого муравейника хоть как-то успокаивала, но навевала другие, не менее тревожные мысли. Вспоминался недавний штурм, хаос кровавой мясорубки, и те страшные минуты, что ему пришлось пережить, вновь и вновь всплывали перед глазами. Эти воспоминания, тяжелые и пугающие, давили предчувствием беды, но избавиться от них было невозможно. Оскаленные морды, текущая рекой кровь и обожженные орущие люди навсегда засели в его сознании. Больше всего ему хотелось сейчас бросить этот опостылевший лагерь и сбежать обратно в прохладу и покой своей библиотеки, но его не оставляло гнетущее ощущение, что судьбу совершенно не волнуют его желания и самые тяжелые испытания еще ждут впереди.
Шорох легких шагов заставил обернуться, и его взгляд столкнулся со взглядом огромных зеленых глаз Зары. Последнее время она всегда была рядом, и, что удивительно, его, привыкшего к одиночеству, совсем не тяготило ее общество. Даже то, что девушка ассоциировалась у него с чувством опасности и неизбежного столкновения с кем-то, жаждущим его смерти, не отталкивало, а, скорее, наоборот притягивало к ней. Ему, впервые по-настоящему столкнувшемуся с чудовищной безжалостностью окружающего мира, было жутковато теперь в одиночестве: нужно было выговориться, как-то понять и принять необходимость всего этого, а Прокопий, его единственный собеседник и наставник, как назло, целыми днями пропадал в канцелярии. Велий тоже был всегда занят, и так уж получилось, что Зара оказалась единственной слушательницей его откровений и его единственным оппонентом. Она была из другого мира, из той настоящей, страшной и жестокой жизни, с которой он только что столкнулся во время штурма. Эта девушка смотрела на мир с той ступени, где человеческая жизнь ничего не стоила, а сила и ненависть были главным мерилом. Ее вопросы порой ставили его в тупик, и чем больше он запутывался в своих рассуждениях, тем ценнее и незаменимей она для него становилась.
Зара в облике дворового мальчишки забралась к нему на камень.
— Цезарь, к вам пришли!
— Кто?
В глазах Иоанна появилось искреннее удивление. Его могли вызвать к дяде, к Варсанию или даже к Наврусу — это было бы понятно. Но кто-то пришел к нему сам, и это удивляло.
Пожав плечами, девушка изобразила мину безразличия.
— Не знаю, я не спрашивала. Какой-то важный молодой человек со свитой. Мне он не представился. — Она улыбнулась. — Я просто увидела, как все заполошно бросились вас искать, и подумала, что вы захотите знать.
Несмотря на разыгравшееся любопытство, в этот момент Иоанн вдруг подумал совсем о другом. Глядя снизу вверх на стоящую над ним девушку, он видел улыбающееся лицо, просматривающуюся сквозь ткань линию бедер и бугорки выступающей груди. Неожиданно ему захотелось стащить с нее рубаху и уложить ее прямо здесь, на прокаленном солнцем камне, стиснуть в ладонях ее маленькие затвердевшие соски, впиться поцелуем в эти смеющиеся губы. Он зажмурился, прогоняя видение, и подумал: «Почему, почему после той ночи у нас с ней больше ничего не было?» Спросил — и сам же себе ответил: «Она не оставалась, а я не настаивал. Почему?»
Он поднялся, все еще под впечатлением видения, и в тот момент, когда его глаза вновь встретил ее глаза, они были уже другими. В зеленой глубине на миг промелькнуло понимающее удовлетворение, и, нагнувшись к самому уху, Зара прошептала:
— Хочешь, я приду сегодня ночью?
Иоанн вздрогнул: господи, они все читают меня как открытую книгу! Он покраснел, и на какое-то мгновение ему захотелось сделать непонимающее лицо и сказать какую-нибудь глупость вроде: «Не знаю, если захочешь…» Но цезарь не любил и не умел врать самому себе: он хотел эту женщину, хотел, чтобы она пришла! Еще не успели всплыть правильные слова, а его губы уже произнесли с подкупающей простотой:
— Да!
Все остальное ей сказали его глаза, и она, улыбнувшись ему еще раз, развернулась и, грациозно спрыгнув с валуна на тропу, в одно мгновение исчезла за поворотом.