Месть карьерского оборотня

— Катюш, я на часик, не больше. Потом должен вернуться, сегодня оставлять Вовку одного…

— Ладно, хоть час или полчаса побуду рядом с любимым мужем. Вань, мне больше и не надо, — кокетливо улыбнулась Катя.

Ну что тут можно было сказать? Иван быстро доел картошку и курицу, отодвинул тарелку. Пока Катя мыла ее, он почистил зубы над помойным ведром, наскоро умылся, вытерся махровым полотенцем и взглянул на жену.

— А мне надо больше, Катюша, я хочу быть с тобой всегда, днем и ночью, но работа…

— Вань, заткнись, ладно? Я все понимаю, поэтому… У нас мало времени, пошли в постель.

Ледовской сидел на потертом велюровом диванчике в кабинете, вытянув ноги. Поначалу жутко злился на Мошку. Придурок, весь вечер испортил! Мила Терещенко уже собиралась к нему, она приходила после полуночи, чтобы меньше посторонних глаз видели ее, но тут позвонил Иван, сказал, что его нужно ждать у входа в здание мэрии. Пришлось сказать Милке, что позвонит ей позже, случилось происшествие. Как только разберется с ним, так сразу… Он так и не перезвонил ей, а теперь уже поздно, да и не следует сейчас заниматься на службе посторонними делами. Иван был прав, смотреть надо в оба. Полчаса прошло, как Иван уехал, в сон клонило. Поспал бы, раз нету никаких заявлений от граждан, но… Ледовской встал с дивана, энергично махнул руками, несколько раз присел, прогоняя сон, а потом пошел в подвал, стукнул ботинком в железную дверь камеры.

— Слышь, Мошка, я знаю, не спишь. Ты ж не совсем дебил, — сказал он. — Те, кому ты вез наркоту, — и пальцем не шевельнут ради тебя. Загремишь по полной программе. Оно тебе надо?

— Айсман, ты просто щенок, который ни хрена не ботает, — сказал из-за двери Мошканцев. — Не было ни хрена у меня, вы ж все подстроили.

— Иван уехал, мы тут одни, Мошка. Ты за кого меня принимаешь, козел? Я младше на пять лет, но бил тебе морду до армии, могу и еще начистить по полной программе. Нормально хочу потолковать. Попытка сбить участкового — это покушение. А дури столько, что получишь в совокупности — мама не горюй.

— Нормально хочешь потолковать, мент? А че тут нормального? Холодрыга, зуб на зуб не попадает. И ребра болят, вы ж прямо… фашисты! Подсунул твой Потап наркоту мне!

— Ты это знал заранее и хотел сбить его на переезде?

— Придумал Потап… Я ехал спокойно, его не видел.

— Он же тебе и магнитолу сломал, переделал нишу за ней для перевозки наркоты? И два кило «плана» припас, чтобы подбросить именно тебе? Да я, если захочу, пятьдесят граммов у шпаны конфискую, тебе в карман суну, задержу в этой камере на трое суток, а потом в район отправлю. Под суд, дело-то плевое. А два кило… Ты хоть соображаешь, чего мелешь? Короче, так, притащу тебе одеяло, согреешься малость. Если хоть намекнешь, кому вез наркоту.

— Да пош-шел ты! Подбросили, а теперь дело клеите, менты поганые! — злобно крикнул Мошканцев.

— Ну ладно, — пожал плечами Ледовской. — Через пару дней потепление обещали на пару градусов. Жди.

В кабинете он первым делом посмотрел в окно — «девятка» стояла на своем месте, потом плюхнулся на диван, наморщил лоб, размышляя, каким же образом можно «расколоть» Мошку, долго размышлял и пришел к выводу, что время — лучший помощник. Днем в камере не станет теплее, рано или поздно Мошка сам захочет поговорить. Жалости к подсобному рабочему в магазине Варвара он не испытывал, тот всегда был гниловатым парнем, прислуживал тому, кто сильнее. Когда-то Краснухе, тот был «крутым», пока Варвар сидел в «зоне», потом переметнулся к Леве… «Шестерка» натуральная.

Спать все же хотелось, но как тут уснешь, даже минут на десять, если под окном раздаются истошные женские вопли? Ледовской машинально расстегнул кобуру, даже снял пистолет с предохранителя, вышел из здания. Хмуро посмотрел на пожилую, явно пьяную бабу. Не такой уж пожилой она была, сорок с небольшим, но выглядела на все шестьдесят, потому что пила много. Валька-канючка, кто ж ее не знает. Вечно жалуется на жизнь, ищет виноватых в своем бедственном положении, потому и получила такое прозвище.

— Чего тебе, Валентина? — с досадой спросил Ледовской.

— А того! — крикнула Канючка. — Защиты! Муженек мой, Вадим хренов, грозится топором зарубить! Еле ноги унесла, не то б лежала возле хаты, вся изрубленная, в кровушке собственной плавала бы!

— Ты бы пила меньше, он бы и не грозился.

— А это не твое собачье дело, понял, Вова?! Ты тут власть или хто такой?

— Слушай, Валентина, иди, скажи ему, что больше не будешь. А если станет угрожать, скажи, что приду и морду набью. У меня тут дела поважнее имеются.

— Такие вы теперь, менты, да? Как я пойду, если он с топором сидит там, ждет меня? На кусочки изрубит же, гад! Злой как собака! Куды я пойду, а?! Буду тут ночевать, а завтра мэру вашему все скажу! В район пожалуюсь! Пусть замерзну, но под топор не пойду!

— Вот дура, а! — с досадой сказал Ледовской. — Ладно, пойдем посмотрим, что там творит твой дорогой муженек. Василь Иваныч, смотри тут в оба, я отлучусь… по требованию народа.