Месть карьерского оборотня

— Вот именно. В поселке не только Володя дежурит ночью, но и милиционеры из района спят в доме Евдокии Андреевны, только тебя дома нет. Уходи, Ваня.

— Катя, если хочешь, я тебе расскажу… Меня Новоселов посадил в СИЗО, в одиночку, потому что журналисты оборзели, считали, что я Мошку… А когда Гусляра убили…

— Не хочу я ничего больше слышать. Пожалуйста, уходи!

«Вот она была и нету», — вспомнил Иван слова из старой песни, глядя на пустую веранду. И побрел обратно к калитке. А что было делать? Ломиться в дом, кричать? Завтра весь Карьер будет на него пальцем показывать. Кошмар, да и только… И Варвару морду набить нельзя. Если сделает это — подведет Новоселова, и тот сочтет за благо посадить его, в Москве высоких милицейских чинов арестовывают. А что с поселковым участковым, который превышает свои полномочия, церемониться?

В общем, дело ясное, что… дело темное. И не просто темное, а черное.

— Ваня? Давненько ты не заглядывал ко мне. Ну заходи, заходи. Топай прямо в хату.

— Собаку не завела, баба Лиза?

— Надо бы, да все не получается. Такого, как Трезорка был, не могу найти. До сих пор скучаю по нему, да что ж теперь… Разорвал его злодей.

— Понятно.

Потапов прошел в небольшую хатенку, остановился в тесной передней комнате. Печка у стены, разделяющей хату на две комнаты, простой закрытый стол, два венских стула, фанерный гардероб и сервант с нехитрой посудой — вот и вся мебель. Он остановился у стола.

— Садись, Ваня, садись. Сто граммчиков примешь?

Иван сел на скрипучий стул, усмехнулся, глядя на бойкую старушку. Обычная кубанская бабулька, а ведь спасла жизнь и ему, и Ромке, и Кате. Да и ребятам из ОМОНа.

— Самогонку гнать у нас не запрещено, продавать нельзя, но я про это ничего не знаю. Давай, баба Лиза.

— Так я ж и не продаю.

Старушка принесла из коридора двухлитровую банку, поставила на стол, вскоре там же стояли и тарелка с солеными огурчиками, и тарелка с ломтиками домашнего сала, шпигованного чесноком. Иван сам наполнил граненые стограммовые стаканчики, поднял свой.

— Дай Бог тебе здоровья, баба Лиза!

— А тебе семейного счастья, Ваня.

Выпили, самогон был чист, как слеза, и крепостью градусов шестьдесят. Хрустящие огурчики, соленые, с чесноком, и ломтики сала с большими красными прожилками мяса были как нельзя кстати.

— Хороша-а… — протянул Иван.

— Да не я, — усмехнулась старушка.

— Ты тоже. Ты мне теперь — вроде как крестная мать. Собаку все же заведи. Но если кто тронет, скажи. По грязи говнюка размажу!

— Ох, Ваня, ты с виду такой грозный, а я-то знаю — хороший парень. И мать у тебя — умная женщина. Чего ж Катя-то убежала к себе?

Иван чуть не поперхнулся, услышав такое. И откуда они все знают, эти старушки? Вроде бы сидят по домам, особо не бегают по поселку, а все знают!

— Это сложный вопрос, не будем о нем. Ты мне скажи, как оборотня можно распознать?

— Он все же передал свою силу?

— Да. Только ты, пожалуйста, никому не говори про это.

— Я так и поняла. Не волнуйся, не скажу.

— Видел в старом карьере следы. Знакомые следы. И эти два убийства… Он может поумнеть, вести себя более осторожно?

— Да, может. Он — воплощение черной силы в нашей жизни, а в другой — его истинная сущность.

— Что значит — в другой?

— Да я и сама не знаю. Оно ж — как за углом. Тут видишь, а чего там за углом — не можешь видеть.

— Кто он? Ты можешь хоть что-то подсказать мне? Где его искать?

— Да где угодно. И кто угодно может быть им. Роман, например, если зверь задел его.

— У Романа была не царапина, а ссадина, он упал на острый камень, я потом внимательно осматривал его. Характер ранения соответствует острому краю камня, на который он упал.

— Катя может быть, Егоров с ней встречался. Тут ведь достаточно легонько поцарапать, вроде бы случайно — запонкой или как-то еще…

— Катя?!

— Да. И любой другой тоже. Плесни еще, Ваня, мне — самый чуток, а себе — сколько хочешь.

После всего услышанного Иван налил себе до краев, старушке на треть наполнил стаканчик. Выпили на сей раз молча, Иван с яростью захрумтел огурцом.

— Баба Лиза, — прожевав, спросил он, — его можно как-то обнаружить? Ну хоть что-то…

— Я не знаю, Ваня. Егорова-то видела, как он бегал в старый карьер, как возвращался, вот и доперла. А про других что тебе сказать? Не знаю, не ведаю. Но он тебя не трогает, все врагов твоих, этих тузов наших терзает.

— Это не Катя, — сказал себе Потапов. — Она была рядом, когда произошло первое убийство.

— Может, он и на пользу нам теперь, а? Тузы эти наши не станут нос задирать высоко?

— Он зверь, баба Лиза. Никто не знает, что у него на уме. — Иван поднялся, сунул в рот кусок огурца и пластинку сала, приятная закуска.

— Пошел, Ваня?

— Пошел, спасибо за все. Ух, ну и крепкая же у тебя самогонка!

— Так для себя же делала, и для хороших людей вроде тебя. Придут в гости — угощу, а как же иначе?

Потапов согласно кивнул и двинулся к двери. Он надеялся, что старушка знает, как распознать оборотня. Увы, ничего нового не услышал. И теперь придется ехать домой, сидеть и ждать сообщений о новых убийствах. Да не будет он этого ждать, будет думать о Кате. Как же ее вернуть?