Месть каторжника

Спустя некоторое время я узнал от одного купца в Кайенне, что они отправились в Австралию, и с тех пор я уже больше не слыхал о них… Это было двенадцать лет тому назад. Я сам потом вернулся в Париж. Это долгое молчание заставило меня в конце концов думать, что он умер, ибо Карл чересчур сильно любил меня, чтобы оставить в полной неизвестности относительно себя, к тому же он мог, совершенно не подвергаясь опасности писать мне в Париж. Но вот это тройное убийство в одну ночь и исчезновение Поля де Марсэ, в чем мне не трудно было признать его соучастие, показывают, что за эти десять лет у них было все подготовлено для мщения! И час мести пробил! Теперь я понимаю молчание Карла: взяв на себя роль мстителя, он и его шурин вступали в борьбу с обществом, которое будет, конечно, защищаться, и он не хотел навлечь на меня то ужасное преследование, которому они могли бы подвергнуться, если бы были пойманы… Они поставили на карту свою жизнь, но Карл вовсе не хотел рисковать моей.

Вот, мой старый друг, та ужасная тайна, которая давила меня, и которую мне нужно было поверить тебе, теперь мне, должно быть, будет легче, так как я могу уже свободно говорить с тобой об этом. Ты видишь, в каком ужасном положении я нахожусь. Что делать и как примирить требования, исходящие из моего служебного положения, с одной стороны, и привязанности — с другой… Словом, могу ли я оставаться начальником полиции общественной безопасности, когда знаю виновников трех убийств, или, по крайней мере, думаю, что знаю, и когда долг требует, чтобы я их предал в руки правосудия.

— Какого? — спросил старый Гертлю. — Не ты ли сам доказал мне минуту назад, что есть два правосудия: то, которое всегда к услугам герцога де Жерси, Трэнкара и других власть имеющих негодяев, которые ставят ни во что честь и жизнь других людей, когда дело идет о том, чтобы прикрыть собственные злоупотребления и воровство. И другое правосудие, порожденное возмущенной совестью всех честных людей, которые в конце концов сами отправляют функции суда, раз они не могут легальным путем сделать это по отношению к подобным подлецам! Что касается меня, Люс, то мой выбор уже сделан: я стою за честных людей и должен тебе сказать, что употреблю все силы, которыми располагаю, благодаря своему новому назначению, на то, чтобы защитить твоего брата и его товарища от последствий их собственных неосторожностей, а для того, чтобы тебе не, нужно было вмешиваться в это дело, я сам буду сбивать наших агентов со всякого следа, по которому можно было бы дойти и до Карла Лефевра, и до Эрнеста Дютэиля…

— Как! Ты так рассуждаешь и сделаешь это? — вскричал Люс, растроганный до слез подобным доказательством преданности старого полицейского.

— А почему бы и нет, Л юс? — отвечал Гертлю. — Мы — старые служаки, видавшие всякие виды, и зря болтать нам уже не след. Что касается меня, то я здесь вижу только невинно осужденных, твоего отца и мать, умерших от горя, твою невестку, пропавшую вместе с дочерью и оставшуюся без хлеба и без пристанища, и я в этом случае не на стороне правосудия, раболепствующего перед сильными, перед герцогами де Жерси и Трэнкарами. Я стою за правосудие независимое и справедливое, то, которое всецело на стороне твоей семьи и многочисленных жертв, принесенных этими негодяями в угоду своему честолюбию и желанию скрыть свои собственные преступления… Так, решено — мы составим контрполицию и будем выслеживать наших собственных агентов.

— Для этого нужно преодолеть немало затруднений. В высших сферах будут возмущены этим рядом преступлений, совершенных в одну ночь и, при отрицательном результате розысков, может случиться, что де Вер жен будет смещен с должности в сорок восемь часов, а это чрезвычайно осложнит дело.

— Каким образом?

— Эго тайна, которую он не мог мне доверить, но, судя по тем намекам, которые он высказал, я понял, что он находится, хотя и по другим причинам, но в положении весьма близком к нашему, так, как старается свести на нет расследование, предпринятое по приказанию главного прокурора и результаты которого могут повести за собой позор дл одной из самых старинных фамилий нашего аристократического предместья.

— Вот было бы ловко, если бы это дело имело связь с нашим!