Месть. Книга 2. Печать Раннагарра

Инструмент длинно и протяжно вздохнул, и по воздуху поплыла тихая мелодия — тонкая и хрупкая, как прозрачные кружева. Она дышала нежностью и любовью, светлой грустью и теплой меланхолией. Ими пронизаны были каждая нота, пассаж и аккорд.

Скрипка играла светлый минор, но в ее пронзительном голосе звучали надежда и очищение. Музыка лилась сквозь тесно прижатые друг к другу тела мужчины и женщины, прошивая их тонкой незримой нитью живого эфира, оплетая светом и теплом, даруя радость и покой.

Оливия, откинув назад голову, опустила ее на плечо мужа, и пальцы Касса, отложив затихший инструмент, теперь плавно скользили по спине и плечам девушки, мягко чертили узоры на груди, ласкали затвердевшие соски, гладили нежную кожу между бедер.

Губы герцога томительно жарко целовали шею, плечи, затылок охотницы. Он шептал что-то неразборчивое, нежно-глупое, зачаровывая своим невероятным голосом ее душу и тело, и она льнула навстречу его сильным, умелым рукам, желая большего, требуя новой порции ласки еще, еще и еще…

Комната пылала всеми оттенками алого и золотого. Огненные мотыльки взлетали вверх, превращаясь в диковинных птиц, таяли серебряным туманом и осыпались на страстно сплетающихся на постели супругов сверкающим дождем.

— Какая же ты красивая, Лив, — путая ее волосы, зарываясь в них руками, губами и лицом, разгорячено прошептал Касс. — Какая же ты… Лив… — выдохнул он, так и не сумев подобрать слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Вместо него теперь говорило его тело. Мучительно медленно двигаясь в ней, он смотрел в ее глаза и ловил чутким слухом тихие стоны, словно вырывающиеся из-под смычка ноты, а потом, закрывая глаза, восхищенно слушал музыку ее разгорающегося желания. Чувствовал ее каждой своей клеткой и мышцей — всеми фибрами своей открытой настежь только для нее души.

И в какой-то момент он даже не понял, как сущность нелюдя взяла над ним верх и теперь, дорвавшись до своей вин эль корро, брала то, что принадлежало ей по праву. А его женщина без робости и принуждения целовала потемневшее нечеловеческое лицо, позволяя грубым, но таким осторожным рукам вожделенно трогать и ласкать ее тело, безоглядно отдаваясь гортанно рычащему, обезумевшему от страсти нелюдю.

Впервые в жизни Касс чувствовал что-то подобное, впервые в жизни женщина принимала его таким, какой он есть — без страха, без сожаления и оглядки, и впервые в жизни он, достигнув пика, не смог сдержаться — кричал от удовольствия. Стонал, как безумный, от невыносимого блаженства, огнем разлившегося по телу, а потом, бессильно накрыв собой нежное тело Оливии, лежал, не в состоянии пошевелиться, ощущая полное единение со своей женой.

Абсолютную гармонию…

— Какая же ты красивая, Лив, — путая ее волосы, зарываясь в них руками, губами и лицом, разгорячено прошептал Касс. — Какая же ты… Лив… — выдохнул он, так и не сумев подобрать слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Вместо него теперь говорило его тело. Мучительно медленно двигаясь в ней, он смотрел в ее глаза и ловил чутким слухом тихие стоны, словно вырывающиеся из-под смычка ноты, а потом, закрывая глаза, восхищенно слушал музыку ее разгорающегося желания. Чувствовал ее каждой своей клеткой и мышцей — всеми фибрами своей открытой настежь только для нее души.

— Какая же ты красивая, Лив, — путая ее волосы, зарываясь в них руками, губами и лицом, разгорячено прошептал Касс. — Какая же ты… Лив… — выдохнул он, так и не сумев подобрать слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Вместо него теперь говорило его тело. Мучительно медленно двигаясь в ней, он смотрел в ее глаза и ловил чутким слухом тихие стоны, словно вырывающиеся из-под смычка ноты, а потом, закрывая глаза, восхищенно слушал музыку ее разгорающегося желания. Чувствовал ее каждой своей клеткой и мышцей — всеми фибрами своей открытой настежь только для нее души.

— Какая же ты красивая, Лив, — путая ее волосы, зарываясь в них руками, губами и лицом, разгорячено прошептал Касс. — Какая же ты… Лив… — выдохнул он, так и не сумев подобрать слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Вместо него теперь говорило его тело. Мучительно медленно двигаясь в ней, он смотрел в ее глаза и ловил чутким слухом тихие стоны, словно вырывающиеся из-под смычка ноты, а потом, закрывая глаза, восхищенно слушал музыку ее разгорающегося желания. Чувствовал ее каждой своей клеткой и мышцей — всеми фибрами своей открытой настежь только для нее души.

— Какая же ты красивая, Лив, — путая ее волосы, зарываясь в них руками, губами и лицом, разгорячено прошептал Касс. — Какая же ты… Лив… — выдохнул он, так и не сумев подобрать слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Вместо него теперь говорило его тело. Мучительно медленно двигаясь в ней, он смотрел в ее глаза и ловил чутким слухом тихие стоны, словно вырывающиеся из-под смычка ноты, а потом, закрывая глаза, восхищенно слушал музыку ее разгорающегося желания. Чувствовал ее каждой своей клеткой и мышцей — всеми фибрами своей открытой настежь только для нее души.