Открыв глаза, я поворачиваюсь на бок. Мое сердце бьется в ином ритме, когда я рассматриваю своего великолепного спящего мужа. Из его слегка приоткрытых губ вырывается воздух, а грудь вздымается и отпускается. Мой взгляд блуждает по множеству татуировок, покрывающих его руки, грудь и спину. Татуировки, с которыми я близко познакомилась.
Мои пальцы подрагивают от желания, и я испытываю искушение откинуть покрывало, встать на колени между бедер мужа и взять его утренний стояк в рот.
Одна эта мысль приводит меня в движение. Словно воровка, я отстраняюсь от мужа и, соскользнув с кровати, целую его в волосы. Голышом пробираюсь в ванную и занимаюсь делами, прихватив рубашку Массимо с крючка на задней стенке двери ванной. Как настоящая преступница, я подношу рубашку к носу и глубоко вдыхаю. Пряный, цитрусовый аромат его одеколона окутывает меня, как теплое одеяло, и я всерьез сомневаюсь в своем здравом уме, когда выскальзываю из спальни и направляюсь на кухню.
Домработница приходит только после обеда, чтобы сделать уборку, так что у меня есть достаточно времени, чтобы избавиться от улик прошлой ночи. Мои губы расплываются в нехарактерной широкой улыбке, когда я замечаю одежду, разбросанную по дому.
Приведя себя в порядок, я решаю приготовить мужу завтрак, потому что хочу сделать для него что-то приятное. Обычно Массимо готовит сам или мы заказываем еду на вынос, потому что он приходит домой раньше меня. Я хочу начать исправлять ситуацию, потому что была настоящей сукой, а он терпел без особых претензий.
Я заварила свежий кофе, хлеб, который я испекла, остывает на прилавке, и я нарезаю грибы для омлета, когда он заходит на кухню, зевая и проводя рукой по своим беспорядочным волосам.
— Вкусно пахнет, — говорит он и улыбается, наслаждаясь видом.
Я на мгновение застываю в молчании, когда он идет ко мне в одних только шортах с низкой посадкой. Его широкие плечи, подтянутая грудь и рельефный пресс почти идеальны. Ни один мужчина не может быть таким великолепным. Даже небольшие отметины и шрамы на его теле не портят его мужественной красоты.
Его улыбка расширяется, и я понимаю, как ему приятно, что я откровенно пялюсь на него. Даже его высокомерие меня привлекает, хотя иногда выводит из себя.
— Я сварила кофе и испекла хлеб, — говорю я, принюхиваясь к ароматам.
Обхватив меня сзади, он прижимается своим телом к моему. Откидывает мои волосы с лица и зарывается носом в шею, глубоко вдыхая.
— Я говорил не об этом, — бормочет он, его голос хриплый от вожделения, он трется своей эрекцией о мою попу.
— Ох, — шепчу я, когда его пальцы проникают под подол рубашки и ласкают поверхность моего голого бедра.
— Мне нравится видеть тебя в своей рубашке, — он покусывает мочку моего уха, а затем осыпает одурманивающими поцелуями мою шею и обнаженное плечо. Я откладываю нож и отодвигаю разделочную доску, откидывая голову назад, пока его пальцы блуждают по моему бедру.
— Тебе слишком жарко, mia amata?
Я качаю головой и хнычу, когда его пальцы раздвигают мои складочки, и он вводит в меня один.
— Ты всегда такая мокрая для меня, — рычит он, прижимаясь своим членом к моей заднице. — Мне нравится.
— Я готовлю омлет, — слабо протестую я, когда он добавляет второй палец, медленно вводя и выводя.
— Завтрак может подождать. Я хочу съесть кое-что другое, — говорит он, поднимая меня без усилий, словно я ничего не вешу.
Я вскрикиваю, когда мой зад ударяется о холодный мрамор островка.
— Сними рубашку, — приказывает он, глядя на меня горящими глазами.
Я удивляюсь тому, что подчиняюсь без протеста. Его глаза следят за моими движениями, пока я медленно поднимаю рубашку вверх по телу, приковывая его прожигающий взгляд, пока я отбрасываю ее в сторону. Его взгляд ненадолго останавливается на неровной, морщинистой коже на моих бедрах, но, как и прошлой ночью, он ничего не говорит. Учитывая мое положение, нет ничего необычного в том, что я ношу на коже боевые шрамы. Отсутствие видимых шрамов, пожалуй, больше выдает меня, чем те, которые не смог скрыть хирург.
— Блять, — он поглаживает свою промежность, и сперма пачкает переднюю часть шорт, подтверждая, что он возбужден так же, как и я. — Оперись на локти, — говорит он, и я, как дрессированная обезьянка, подчиняюсь.
Он раздвигает бедра и смотрит на мои самые интимные места.
— Твоя киска — манна небесная.
Открывая мои складочки большими пальцами, он продолжает смотреть на самую сердцевину. Наклоняется, и самый неловкий стон срывается с моих губ, когда его горячий язык проводит по моей щели вверх и вниз.
— Я чувствую свой вкус на тебе, — напевает он. — Я хочу покрыть тебя своей спермой, чтобы ни один мужчина не чувствовал твоего запаха.
Моя киска сжимается от его грязных слов.
— Ты безумен, — шепчу я, упираясь бедрами в его лицо, когда он сует свой язык глубоко внутрь меня, а затем высовывает обратно.
— Я безумный собственник, когда дело касается тебя. Я хочу убить каждого мужчину, который смотрит в твою сторону.