— Мы пытались, но она хитрая и всегда найдет способ, — он медленно дожевывает последний кусочек курицы. — Мы с Гейбом многое делаем для нее, но, в конце концов, она взрослая женщина. Она хрупкая и во многом полагается на нас, но мы не можем указывать ей, что делать. Мы не будем ее жестко контролировать. Мы помогаем ей ухаживать за садом, и ей нравится шить гобелены.
Я заметила несколько гобеленов в рамках на стенах и подумала, не ее ли это работы.
— Мы стараемся помочь ей сделать правильный выбор, когда дело доходит до выпивки, но она одинока и потеряна с тех пор, как умер папа. Он контролировал все аспекты ее жизни. Говорил ей, что носить, что есть, с кем общаться. Он так запугал ее, что она почти не разговаривала, когда он был рядом или когда мы ходили куда-то. После его смерти ей стало лучше, но полностью она никогда не оправится. Травма слишком глубока.
Как женщина, перенесшая тяжелую травму, я понимаю ее боль, но все еще не могу найти в себе силы простить ее.
Возвращается Элеонора, и появляются молодые женщины, чтобы разрезать пирог и разлить кофе.
— Это восхитительно, Катарина, — она одаривает меня первой искренней улыбкой за весь день. — Я бы хотела уметь печь, но на кухне у меня ничего не получается.
— Да? — я удивляюсь. — Из Массимо вышел хороший повар. Я думала, что он научился своим кухонным навыкам у вас.
— Его научила наша экономка. Там, где я потерпела неудачу, она преуспела, — на ее лице написано неприкрытое обожание, и ясно, что она очень любит своего сына.
Возможно, он — ее единственное спасение.
— Я жил за границей с тех пор, как окончил среднюю школу, — добавляет Массимо, поглощая свой пирог. — Мне пришлось научиться самому о себе заботиться. Постоянно брать еду навынос было нельзя. Мне нравится оставаться в форме и быть здоровым, приходилось готовить себе еду.
Я до сих пор не знаю, что он делал за границей. Он объяснил, что четыре года учился в Оксфорде, а затем два года служил наемником, но чем он занимался остальные десять лет? Я знаю, что он много путешествовал, и сплетники бы сказали, что он распутничал, но я на это не куплюсь. Познакомившись с этим человеком поближе, я поняла, что он умен и любит работать. Он слишком умен, чтобы тратить десять лет на бессмысленные путешествия по миру в погоне за удовольствиями.
Нет, мой муж был за границей не просто так, и я намерена выяснить, по какой причине.
Извинившись, что мне нужно в туалет, я оставляю Массимо с его матерью и направляюсь в дом. Как только оказываюсь внутри, я снимаю туфли на высоких каблуках и тихо направляюсь в сторону подвала. Я знаю, что вход находится прямо под лестницей слева.
Возможно, это безрассудно — снова захотеть посетить свою камеру пыток, но мне нужно это увидеть.
Я изо всех сил пытаюсь сохранить ту личность, которой стала.
За тридцать четыре года, что я живу на этой планете, моя личность менялась много раз. Я рассталась с Ноэми Кабрини в тот день, когда меня спасли из этого дома. Отчим хотел, чтобы я была инкогнито, поэтому он не возражал, когда после переезда в Вегас я настояла на том, чтобы меня называли Катариной. Это мое второе имя, и так звали мою бабушку по отцовской линии. Я стала Катариной Конти, когда вышла замуж за Пауло, а теперь я Катарина Греко.
Все началось здесь, и кажется, что вернулось на круги своя.
Возможно, посещение собственной тюрьмы поможет мне примирить ту женщину, которой я являюсь сегодня, и ту, которой я стану в будущем. Изначально я думала, что приезд сюда укрепит мою решимость в достижении поставленных целей, но мои растущие чувства к Массимо уже подтвердили этот аспект планов. Я еще никому не призналась, но я непреклонна, когда дело касается моего мужа.
Я не могу причинить ему боль. Я не сделаю этого.
Более того, он мне нужен. Он придает мне сил во многих отношениях, и интуиция подсказывает, что он на моей стороне. Не знаю, останется ли все так же, когда узнает правду.
Но он узнает.
Потому что я не могу оставаться замужем за ним и хранить все секреты.
Массимо заслуживает правды.
Я добираюсь до двери под лестницей и резко втягиваю воздух. Грудь пронзает острая боль, к горлу подкатывает тошнота, а желудок скручивается в узел. Моя рука сжимает дверную ручку, когда воспоминания всплывают на поверхность сознания. Невидимая боль держит сердце в тисках, сжимая и разжимая его до тех пор, пока мне не начинает казаться, что этого органа больше не существует.
— Должна, — молча отвечаю я. Мне нужно напомнить себе о том, как далеко я продвинулась. Мне нужны физические доказательства того, насколько я сильна, чтобы придерживаться выбранного курса, даже если некоторые из моих планов изменятся.
Не задумываясь, я поворачиваю ручку и с облегчением обнаруживаю, что дверь не заперта. Открыв ее, я вхожу внутрь и спускаюсь по лестнице с громко бьющимся в грудной клетке сердцем.