— Я неряшливый ублюдок, — признается он, запрыгивая на табурет, пока я достаю из холодильника еще яйца с беконом. — Спроси Массимо. Мы несколько раз пытались жить вместе и каждый день чуть не дрались.
— Массимо помешан на чистоте.
— Ага. Тебе это нравится? — Фиеро проводит рукой по своим светлым волосам, борясь с зевотой.
— Я тоже помешана на чистоте, так что все получается довольно неплохо.
— Ну и хорошо, — веселье исчезает с его лица. — На самом деле я рад, что у нас появилась возможность поговорить наедине.
Я кладу на сковороду еще несколько ломтиков бекона и уменьшаю огонь. Оборачиваясь, окидываю Фиеро серьезным взглядом.
— Спрашивай, о чем хочешь спросить, — держусь за стойку позади себя и, высоко подняв голову, смотрю на лучшего друга Массимо.
— Мне нужно знать, играешь ли ты с ним. Вдруг, все это притворство? У него чувства к тебе, и если ты причинишь ему боль, я найду тебя и заставлю заплатить.
Массимо повезло, что в его команде есть Фиеро, и я очень уважаю его за то, что он бросил мне такой вызов.
— Я не играю с ним, и у меня к нему тоже искренние чувства, — он прищуривается, глядя на меня, и я чувствую себя обнаженной под его пристальным взглядом. — У меня с самого начала были другие планы, но они изменились. Массимо меняет меня, и я
— Он знает об этом?
— Кое-что знает, а об остальном я расскажу ему, когда мы вернемся в Нью-Йорк.
Он продолжает сверлить меня своим пронзительным взглядом, и мне не терпится отодвинуться, скрыться, но я никогда не уклонялась от вызова и не собираюсь начинать сейчас. Сохраняя хладнокровие, я смотрю на него в ответ, напоминая себе, что он предан Массимо и делает это потому, что ему не все равно.
— Я вижу столько боли в твоих глазах, — говорит он более мягким тоном несколько минут спустя, наконец-то отводя глаза. — Вина, стыд и страх, — добавляет он, как будто у него каким-то образом есть доступ к моим самым сокровенным мыслям.
Это меня очень пугает.
— Нужно знать человека, чтобы понять его, — парирую я.
— Да, и я понимаю, — он опирается локтями на мраморную стойку кухонного уголка и устало вздыхает. — Я боролся с такими же эмоциями всю свою жизнь.
— Массимо немного рассказал о том, как вас воспитывали, и я познакомилась с твоим отцом. Он настоящая свинья.
— Не уверен, что существует подходящее слово для описания Роберто Мальтиз, — он склоняет голову набок. — Каким был твой отец?
Боль пронзает меня в грудь каждый раз, когда я вспоминаю своего папу.
— Он был для меня всем, но не смог защитить меня и умер прежде, чем я смогла отомстить ему за то, что он бросил меня.
На его лице отражается сочувствие, и я предполагаю, что он верит, будто я говорю о Пауло Конти.
— Мы втроем похожи, — говорит он после нескольких секунд молчания.
Я киваю и переворачиваю бекон, который готовится на медленном огне.
— Он рассказывал о моем брате?
Я оглядываюсь через плечо.
— Что твой отец назначил его своим наследником вместо тебя?
Его челюсть напрягается.
— В детстве я был бунтарем, но это не означало, что я был лишен амбиций или интереса к будущему, которое мне уготовано. Я хотел получать удовольствие до тех пор, пока не придет ответственность. Отец не мог понять меня. Он даже не обсудил это со мной, просто объявил, что Зумо — его желанный наследник. Мой брат был послушным сыном. Он был таким чертовски умным и таким хорошим, — он облизывает губы, и на его лице появляется страдальческое выражение. — Он погиб при взрыве на складе, — Фиеро поднимает на меня взгляд. — По правде говоря, погибнуть должен был я. Каждый день я несу на себе вину за его смерть.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Почему? Не ты принимал решение о назначении Зумо наследником, и взрыв произошел не по твоей вине. Если кто и должен чувствовать вину, так это твой отец. И вина за то, что произошло на том складе, полностью лежит на Стефано ДеЛуке и тех, кто помогал ему в тот день.
— Массимо говорил мне то же самое. Бесчисленное количество раз. Это не избавляет от чувства вины или стыда. Если бы я был чуть спокойнее, отец не отстранил бы меня от должности наследника, и Зумо был бы до сих пор жив.
— Ты не можешь знать этого наверняка. Винить себя в событиях, которые не поддаются твоему контролю, бесполезно, я понимаю это лучше, чем многие другие, — прикусываю губу. Он кивает в знак понимания. Склонив голову набок, я рассматриваю его более внимательно. Фиеро разительно отличается от того, каким его представляли, как и Массимо. Кажется, я начинаю его понимать. — Ты прячешь свою боль за юмором и репутацией плейбоя, — предполагаю я, видя этого сложного человека в новом свете.
— А свою ты прячешь за фальшивыми улыбками и строгими костюмами.
— Но ярость постоянно горит внутри. Боль всегда таится под поверхностью.
— Да. Это никогда не проходит, — соглашается он.
— Боже, какая угнетающая обстановка, — говорит Массимо, заходя на кухню в низко сидящих спортивных штанах, и его заявление подтверждает, что он слышал, по крайней мере, конец разговора. Он хлопает Фиеро по спине, прежде чем заключить его в объятия.