Месть Ледовой Гончей

Я наблюдал за разгрузкой «Звездочки» с технического трапа второй палубы, наслаждаясь привилегированным положением. Там внизу трудилась наша палубная команда, сгружая на лед добычу, и я искренне радовался тому, что мне не нужно таскать со склада тяжеленные ящики и мешки. Хотя, признаться честно, немного скучал по простой работе. Ежедневные изнуряющие тренировки под пристальным надзором Неприкасаемого мне успели надоесть. Тем более что я не видел в них никакого проку, и, как я уже говорил, мой учитель и сам уже успел пожалеть о своем решении.

Один раз Буран, наблюдающий со своего топчана за тем, как Торос учит меня обращаться с клинком, сказал:

– Мои глаза не выдерживают твоих стараний, брат Торос. Они хотят забраться ко мне в голову поглубже и спрятаться, а еще лучше лопнуть и осесть красивыми брызгами. Ребенок, пожалей старого Неприкасаемого, сходи на вторую палубу как бы по делам и разбейся на ступенях трапа, а?

Бородач ему не ответил, а я обидные слова весельчака запомнил. Без злости, но запомнил. Мне и без комментариев Бурана хватало самоуничижительных мыслей о своих силах и о том, как благородный Неприкасаемый мучается, воспитывая такого бойца. А тут еще этот взгляд со стороны.

Нет, у меня получалось. Я старательно повторял за Торосом все пируэты и честно пытался понять: зачем делается то или иное движение, почему ногу ставить надо так, а размах совершать эдак и непременно с таким вот оборотом. Но при этом никак не мог сдержать себя. Мне казалось, что если я сделаю шаг вот именно сейчас, то успею достать противника, дотянуться до него. Или уйти из-под удара, обойти сбоку, поднырнуть – но каждая моя попытка заканчивалась болезненным тычком затупленного клинка и флегматичным Торосовым:

– Убит.

Буран фыркал, я злился на свою поспешность, клялся про себя в следующий раз быть осторожнее, но потом либо действовал слишком медленно, тщательно, либо вновь торопился.

По вечерам, если оставались силы, я выползал к печке «У Полового» и, закутавшись в грязное одеяло, слушал разговоры моряков и смотрел на огонь. Мне очень не хватало Фарри. Мой друг, став стюардом капитана, внизу появлялся только по поручениям Грома.

Так посреди ржущих моряков, шутливо задирающих друг друга, я оказался серой тенью. Молчаливой, хмурой, одинокой. Я быстро привык к злым остротам, насмешкам, грубым подтруниваниям – такова была палубная команда «Звездочки», иначе они не умели. А мне иногда хочется просто поговорить. О чем-то, кроме вонючих портянок Грэга, слабого живота Патта или храпа Орри. Не смеяться со всеми над тем, как Сабля поддевает страхи Шона, а Скотти пытается достать молчаливого Громилу, – а думать о чем-то большем. Когда отправлялся спать в нашу ячейку, я с грустью смотрел на пустой топчан приятеля.

«Я выберусь», – говорила надпись на перегородке за моей спиной.

Мне тоже хотелось выбраться.

Перед сном мне все чаще вспоминался Кассин-Онг и та жизнь «до» прихода Темного бога, разрушившего мою деревню. Я вспоминал брата и Лайлу, Пухлого Боба и Сканди, Сансу и даже того мрачного наемника, нашедшего труп Одноглазого и оставшегося где-то во льдах прошлого.

Наверное, я скучал по Фарри. По его дару прогонять прочь мои дурные мысли.

И по компасу, который отдал другу во второй день моего обучения у Тороса. Помню, как загорелись глаза Фарри, и как он с жаром и захлебываясь от важности момента благодарил меня за такое доверие. Помню, как он сунул драгоценный артефакт себе за пазуху и я с трудом удержался от того, чтобы не забрать проклятую вещь обратно.

Я доверял Фарри, но каждый раз при нашей встрече спрашивал: все ли в порядке? Мой рыжеволосый друг, раздуваясь от гордости, кивал и хлопал по груди. Теперь он, как и я прежде, повсюду носил компас мертвого моряка.

Где еще игрушка могла быть в большей безопасности, чем рядом с капитаном «Звездочки»?

Я вновь посмотрел на Приют и тяжело вздохнул. Изо рта через шарф вырвалось белое облачко. Сквозь дрожащую пелену дыхания было видно, как внизу вдоль тюков и ящиков прохаживались двое местных купцов, сопровождаемых Крюкометом. Боцман, ведущий переговоры, преобразился. Он улыбался (что на борту случалось не так часто), активно жестикулировал и всячески расхваливал товар Дувала. Купцы смотрели скептично, но жадно, открывая то один ящик, то другой. Особняком на льду торчала статуя с «Сына героев», человек тянул руки к серому небу и, по-моему, никак не интересовал представителей «Китов и броненосцев».

Сегодня, как только выгрузка закончится и товар (если его не купят прямо сейчас) отвезут на склад в Приюте, пробьет рельс на камбузе, «Звездочка» даст гудок – и вся команда будет отправлена капитаном на отдых, с требованием вернуться на борт до отбоя. Событие, которого ждали все моряки без исключения. Утром капитан и Крюкомет выдавали бродягам Пустыни мешочки с монетами, заработанными за путешествие. Неплохие деньги, если честно. Я получил двадцать потертых кругляшков, и это еще без учета доли за «Сына героев», которую Гром поделит после продажи награбленного.