Месть легких денег

– Если он появится, то наследство достанется ему?

– Навряд ли, – покачала головой Мирослава.

– Как то есть навряд ли? Ведь он прямой наследник!

– Сын сможет вступить в права наследования только при отсутствии завещания. А если завещание написано в пользу другого лица…

– Но ведь это несправедливо! – горячо перебила её Татьяна.

– Возможно. Но таков закон.

– А если выяснится, что наследник по завещанию и есть её убийца, его ведь тогда лишат права вступать в наследство?

– Естественно.

– И кто тогда станет наследником?

– Если появится сын Реваковой, то он. Если нет, то ваша мама.

– Мама? – почему-то удивилась женщина.

– Она будет ближайшей родственницей Лидии Ильиничны.

– Но мама ни в чём не нуждается! – выдохнула Татьяна.

– Она может получить наследство и передать его вам, – ответила детектив.

– Если только так, – почему-то успокоилась женщина и проговорила: – Вы простите меня.

– За что? – удивилась Мирослава.

– За то, что я ничего не знаю ни о тётке, ни о брате.

– Это не ваша вина, – успокоила детектив хозяйку дома.

– Это правда, – вздохнула женщина и добавила: – Это, наверное, очень жутко – быть убитой топором в заброшенном доме. Я как представлю, у меня мороз по коже.

– Быть убитой – вообще невесело, – заверила её детектив.

– Да, конечно, извините, я болтаю всякие глупости.

– Вас можно понять. Ведь вы испытали шок.

Женщина кивнула.

Мирослава же подумала о том, что до Арзамасовой только сейчас начало доходить, что убит родной ей человек. И неважно, что она совсем не знала Ревакову. Голос крови в какой-то мере в стрессовых ситуациях, наверное, даёт знать о себе у всех.

Вернувшись домой, Мирослава рассказала Морису о своём знакомстве с художником Сомовым, снимающим у теперешней хозяйки квартиру, которая некогда была отчим домом для обеих сестёр Реваковых. Шутливо пожаловалась на то, что еле добилась от этого работника кисти и холста возможности поговорить с племянницей Реваковой.

– Отчего же он так бережёт её покой? – заинтересовался Морис.

– Не знаю наверняка, но мне кажется, что они любовники, – ответила Мирослава.

– Вот как? А как же муж?

– Никакого мужа в доме Арзамасовой я не застала и не уловила никаких следов присутствия в жилище мужчины.

– Интересно.

– Нисколько, – возразила она, – муж Арзамасовой, существующий и тем более несуществующий, к нашему делу никакого отношения не имеет и, значит, нас не касается ни его местонахождение, ни то, в каких отношениях он находится с бывшей или настоящей женой.

– Допустим. Что дальше?

– Дальше Сапунов, – твёрдо ответила Мирослава.

– Надеюсь, что вы оставите визит к нему на завтра? – поинтересовался на всякий случай Морис.

– Успокойся, – рассмеялась она, – я не собираюсь ехать в берлогу к незнакомому мужчине на ночь глядя одна.

– У меня просто отлегло от сердца, – усмехнулся Морис, – и мы сможем спокойно поужинать.

– Сможем, Морис! Ты знаешь, о чём я думаю?

– Боюсь, что не обо мне, – пошутил он невесело.

– О тебе тоже, – сочла она своим долгом эмоционально погладить помощника и вернулась к тому, о чём и хотела сказать. – Вот смотри, – начала она. – У Реваковой были близкие родственники – сестра и племянница. Она следила за их жизнью, но сближаться с ними не хотела. Почему?

– Откуда же мне знать? – повёл плечами Моррис.

– Тогда дальше. У неё был сын и, возможно, он есть сейчас.

– Но разве она общалась с ним?

– Нет, насколько нам известно. Со слов Дианы Чулковой, я поняла, что Лидия Ильинична и не пыталась удержать сына дома или хотя бы наладить с ним контакт.

– Скорее всего, сыну не нравилось занятие матери, – осторожно проговорил Миндаугас.

– Ты имеешь в виду ростовщичество? – уточнила детектив.

– Да.

– Вот! – обрадовалась Мирослава и спросила: – А почему она занялась этим ремеслом?

– Скорее всего, хотела быстрых и лёгких денег.

– То есть наживалась за счёт других, – подвела промежуточный итог Волгина. – Но что её толкнуло на это?

– Я же уже сказал…

– Да-да, я помню. Но ведь денег хотят многие. Однако далеко не все…

Мориса озарило.

– Она хотела доказать своему мужу, что не пропадёт без него! А, наоборот, станет богатой и процветающей.

– Я тоже так думаю, – с некоторым сожалением вздохнула Мирослава. – И ещё одно. Нам известно, что у Реваковой был любовник, и, судя по всему, неплохой парень. Но она поменяла его на более молодого и не очень умного. Почему?

– Красота и молодость Виталия позволяли ей пускать пыль в глаза другим нуворишам женского пола, – фыркнул Миндаугас.

– Скорее всего. Отсюда следует, что Лидия Ильинична никого по-настоящему не любила, не имела прочных привязанностей, используя людей, как вещи, до той поры, пока они служили ещё определённым целям.

– Согласен. И ещё мне кажется, что она была обижена на весь мир.

– И значит, сама могла кого-то так серьёзно обидеть или зацепить, что от неё решили избавиться.

– То есть убийство не связано с её наследством? – спросил Морис.

– Допускаю, что не связано. А теперь идём спать! Видишь, уже луна заглядывает к нам в окно и зевает.

Морис повернулся и, вспомнив, что портьеры не опущены, направился к окну.